Время возмездия
Шрифт:
– Ну, ты хочешь, как в ресторане… Сойдет и так! – Кульга скинул замасленный полушубок, расстегнул ворот гимнастерки. – Жарко натопили, хоть баню устраивай, – и перешел на деловой тон: – Горючим заправились, полные баки под завязку. И боекомплекты уложили. А где Илюха?
– Так он вместе с тобой ушел, – ответила Галия, пробуя ложкой варево. – Юра, подай банку с солью.
– Шляется черт знает где и без разрешения, всыплю я ему, – беззлобно произнес Григорий и добавил: – К обеду гость придет. Земляк мой, как после боя выяснилось…
– Этот отчаянный лейтенант из пехоты? – уточнила Мингашева.
– Он самый. Костя Рокотов. Поговорить надо. Он, оказывается, из госпиталя домой, в Донбасс, наведывался.
– А ты его вчера отругал, – прыснула Мингашева. – Ласково приветствовал, одним словом, земляка своего.
– Так то же в бою!.. Он же на рожон лез, прямо куда не надо и без оглядки, – сказал Кульга. – Злости у него много накопилось, когда дома побывал да увидал, что осталось… Вот и безрассудничает отчаянно.
Пехотинцы Рокотова с позавчерашнего дня воюют вместе с танкистами. А с десантом на броне действовать легче и увереннее. Сделав стремительный бросок в тыл врага, танкисты с десантниками вчера на рассвете ворвались в это небольшое село и с ходу выбили гитлеровцев, которые не ожидали удара с тыла. А потом, через пару часов, фашисты пять раз атаковали, лезли напролом, пытаясь вернуть утерянные хорошо укрепленные позиции. Бой шел весь день с переменным успехом, лишь к ночи, когда подошла подмога, гитлеровцев отбросили окончательно. Поле перед деревушкой усеяли десятки трупов, чадили в небо два транспортера, и грудой металлолома застыли три подбитых танка…
В блиндаж, пахнув холодом, шумно спустился Илья Щетилин, неся в охапке небольшой немецкий брезентовый мешок:
– Принимай, братцы, трофеи к нашему котлу!
– А ну-ка объясни сначала, где был? – нахмурился Кульга.
– Так я у друзей-десантников. Царица полей, пехота наша, разнюхала в штабном блиндаже склад какой-то небольшой. Поделились по-братски, – Илья, чумазый, перепачканный пороховой копотью и сажей, озорно блестел белками глаз и крепкими зубами, выкладывал на стол колбасу, куски сала, немецкие консервы, галеты в пачках, две бутылки шнапса.
– Ты бы хоть вывеску свою снегом обтер, а то в темноте за черта принять можно, – сказала Галия.
– Это мы мигом, счас сделаем, – сержант улыбнулся и, засунув руку за пазуху, вынул два небольших краснобоких яблока. – А это персонально для вас!
Галия всплеснула руками, глаза ее радостно заблестели:
– Ой какие!
– Персонально для вас, самой смелой и самой красивой боевой подруги советских танковых войск! Немцы вывезли яблочки из какого-то райского сада, доставили самолетом, а мы, мягко говоря, побили их, выполнили свою высокую миссию, а райские яблоки доставили по адресу.
Мингашева с благодарностью посмотрела на Илью. Тот смутился и опустил глаза. Кульга нахмурился. «Ну, ухажер самозваный, погоди, я тебя взгрею так, что забудешь маму родную», – подумал Григорий и вслух громко произнес:
– Принес и хорошо! Хватит дурачиться.
– Такие яблоки у нас в Каунасе растут, – вставил слово Юстас. – Они могут до весны свежими лежать.
– Где тут мой земляк живет? – в блиндаж с облаком пара ввалился крупный, под стать Кульге, пехотный лейтенант. – Тот самый, который матюкается красиво.
– Заходи, заходи, – Кульга встал навстречу.
– Ого! А у вас и красавица черноглазая! – Рокотов стрельнул острым взглядом на Галию, щелкнул каблуками, представился: – Лейтенант Константин Рокотов! Почти тот самый, о котором в кино «Два бойца» песню поют, помните? Только петь надо «обожают Костю-шахтера», хотя это немножечко не в лад.
– Знакомься, Константин, наша боевая подруга, механик-водитель, невеста моя Галя, – Кульга сразу предупреждал, чтоб в дальнейшем не было пустого ухаживания. – А танк у нас, скажу тебе, подарочный, сделан на заводе ее друзьями-комсомольцами.
– Богато живешь, земляк! – Рокотов снял шинель. – Тепло у вас, как в Ялте.
– Садись к столу.
Галия быстро ставила тарелки с едой. Юстас помогал ей, нарезая кусками колбасу, сало, хлеб. Илья тесаком вскрывал консервы. Отдельно в железной миске Галия выложила варенное крупными кусками мясо. Бульон разлила по кружкам, консервным банкам.
– Что ж ты наделала? – рассерчал Кульга. – Посудины заняла своей юшкой, а горючее из чего пить будем, а?
– На голодный живот пить нельзя, – отрезала Мингашева. – Скушайте сначала чего-нибудь.
– Сразу видно, что есть в доме хозяйка! – весело произнес Рокотов, доставая объемистую флягу и отвинчивая пробку. – Сделаем из горлышка по глотку перед закусом, а там само пойдет! – Протянул Кульге флягу: – На, земляк, начинай!
Выпили, закусили. Хвалили наваристый бульон, башкирское блюдо, ели горячее мясо, удивляясь, как из конины можно приготовить «такую вкуснятину». Выпили за скорую победу, за полный разгром немцев, за родной Донбасс.
– А в Донецке ни одной целой шахты, ни одного завода, сплошные развалины, – Рокотов вздохнул, положил на стол свои крепкие кулаки. – Смотреть больно! Понимаешь, Гриша, сердце кровью обливается. А сколько людей наших перебили, погубили… Мирных, понимаешь? Не брал бы я их в плен, зверюг, ни в коем случае!..
Рокотов рассказал Кульге и о его родном Мариуполе. Косте не удалось там побывать, но слышал от очевидцев. Порт разрушен, завод разбит, красавец «Азовсталь» в руинах.