Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
За дверью под номером тридцать восемь ее встретил интригующий полумрак и мощная фигура генерала Вейзера. Ингихильд уже начала по-военному четко вскидывать ладонь к виску, но тот отрицательно покачал головой.
— Не стоит. У нас же с вами приватная встреча. Как у двух думающих патриотов. Чарльз, благодарю вас, можете быть свободны.
На «думающих патриотах» Ингихильд едва не фыркнула, но вовремя прикусила язык. В ход явно пошла тяжелая артиллерия, прямо с порога. И да, одновременно думать и быть патриотом, на ее взгляд, являлось задачей не из легких. Патриоту, как и вообще любому герою, не обязательно уметь продуктивно думать или красиво говорить. В ее понимании патриоты должны были чем-то напоминать племенных быков — мычат или молчат, но если уж рогом двинут — стены валятся. Правда после показательного «очень дурно» в школьном сочинении она этой мыслью больше с окружающими не делилась.
Ингрейна молча кивнула и дождалась, пока Чарльз исчезнет в коридоре. Вейзер сопроводил ее вглубь помещения, за другую дверь. Там было совсем уж темно и неприятно. У нордэны мигом возникло сильнейшее ощущение, что кто-то внимательно смотрит на нее.
— Проходите, не оборачивайтесь. Весьма сожалею, что вынужден принять такие меры безопасности, — сообщил из тени негромкий мужской голос. — Надеюсь, вы не оскорбитесь за это маленькое неудобство. Ваше кресло у окна.
Вейзер и без того едва ли не под ручку тащил ее к этому креслу.
— Все в порядке, я не оскорблена. — Ингрейна вообще могла пересчитать по пальцам людей, способных ее оскорбить. Трусов, шпиков и прочей человеческой сволочи среди них не водилось.
Она села и посмотрела в окно. Темное стекло не отражало ничего, что происходило бы у нее за спиной. Только смутный овал ее собственного лица и тусклые светильники в дальнем углу. Теней от них выходило больше, чем пользы. В голову Ингихильд почему-то лезла мысль о склепе.
— Мы весьма рады, что вы нас так правильно поняли и пришли, — тем временем со значением произнес Вейзер. — Когда в стане развал и разруха, приятно видеть человека, который умеет четко и своевременно выполнять приказы. В такое время…
«Только сильная армия спасет Каллад», — без большого труда вообразила логическое продолжение Ингрейна, и попала в точку. Ее неотступно преследовала мысль, что она — герой второсортного романа про шпионов, с грацией паровоза внедряющийся в стан врага, вот только плечистый напарник с большим палашом, готовый ее спасть, под дверьми не крутился.
— Только армия по-настоящему защищает интересы калладского народа. Остальные — набивают карманы…
«Сколько стоят твои содержанки, старик?»
— Армия — кристаллическая решетка государства, — как можно более серьезно отозвалась Ингихильд. — Квинтэссенция его духа и чести.
Оставалось понадеяться, что на этом обмен выпестренными банальностями закончится.
Второй мужчина за ее спиной тихонько хмыкнул, кажется, удовлетворенно.
Ингихильд поняла, что образ больной фанатички и законченной милитаристки, кажется, сыграл ей на руку. Ее, по-видимому, считали безнадежной дурой. В таких случаях она предпочитала никого не разочаровывать.
— Остается лишь порадоваться, что у кого-то в столице остались столь правильные понятия о жизни, — тихим голосом прокомментировал незнакомец.
«Да вы просто нашли жемчужину в куче перегноя. Свинья — она и не такое найдет…»
Ингихильд глядела в темное оконное стекло, изо всех сил пытаясь представить кого-нибудь по ту сторону. Она отчаянно нуждалась в союзниках. И хотела бы сразу пойти в жандармерию. Вообще не следовало сюда приходить. Ее втягивали в заговор и, разумеется, собирались убрать еще на первом этапе. И, что самое печальное, она была совершенно одна. Ни напарника с палашом, ни доброй феи из сказки. Ни один человек между небом и землей ей бы не поверил и не выручил, заикнись она о том, что увенчанный лаврами генерал, принятый при дворе, ведет какую-то странную игру. Ее бы в лучшем случае сочли свихнувшейся наркоманкой, в худшем — провокатором. Уж на Архипелаге ей бы дали характеристику…И все. Здравствуй, Волчье поле, Вьюга, встречай своих детей.
— … кругом враги. Шпионы и предатели, продавшиеся имперской разведке и рэдским сепаратистам… В самом сердце столицы… Баламутят народ… Опасность…
«Боги, пошлите мне хотя бы одного человека, который будет на моей стороне», — почти отстраненно подумала Ингрейна, в пол-уха слушая щедро приправленную реальными фактами сказку. В этой сказке роль доброй Золушки, внезапно разнюхавшей мировой заговор, играла Кейси Ингегрд, вот только феи за ней в самый ответственный момент не пришли, а карету с мышами угнали. По версии Вейзера, злая мачеха в лице Мондум сжила девочку со свету за то, что она догадалась про заговор в полку и готова была идти сдаваться прямо на суде. Зачем она перед дачей неких сногсшибательных показаний накачалась маговской отравой — не уточнялось. Видимо, таинственные визави Ингихильд полагали, что она читала только официальный отчет, в который ни слова о галлюциногенах не попало. Это здорово подорвало ее и без того не особенно внушительный бюджет, зато спасло репутацию Кейси — что, в конечном итоге, было крайне глупо, потому что мертвых вряд ли волнует то, как на них станут смотреть живые — а заодно голову мага, у которого Кейси эти склянки то ли стащила, то ли позаимствовала. Сказочка заканчивалась тем, что мертвые взывали к мести и следовало немедленно начинать наводить справедливость в отдельно взятом полку, городе и стране.
— Но вы же вполне готовы? Ваш послужной список…
Послужной список Ингихильд явно говорил о том, что она готова на все, что угодно, и даже кое на что сверх этого. Ей повезло, что во времена рэдских событий она еще была несовершеннолетней, а то, наверное, и зачистки ей бы тоже приписали. Правда заключалась в том, что никакими сногсшибательными талантами, кроме, может быть, приличного владения шашкой да умения писать акварели, оставшемся в ранней юности, Ингихильд не обладала и сама это прекрасно знала. Большую часть своей жизни она занималась тем, что исполняла приказы, более или менее удачные. В отличие от Дэмонры, она никогда не трясла револьвером перед носом старших по званию и вообще не ощущала уверенности, что знает, как «правильно», поэтому исполняла приказы ровно так, как приказывали, без творчества и выдумки. Если Ингихильд чем и гордилась, так традиционно низкими потерями среди ее подчиненных, но в остальном она не выделялась среди сотен таких же ровно ничем. Разве что жила в Каллад одна-одинешенка. «Я сделаю все, что потребуется, я только не хочу быть здесь совсем одна. Они не люди».
Ингрейне оставалось только удивиться, почему в темноте за ее спиной не поблескивают зеленоватые змеиные глаза. Из черного стекла выступало ее лицо — смутно белеющий овал с красным надрезом рта — а собеседники нордэны пряталась в тенях. Теперь уже оба.
— … верные люди, способные удержать… предотвратить кровопролитие…
Ингихильд сжала губы, чтобы не рассмеяться, и опустила глаза в пол. Просто слушать выходило легче, чем слушать и смотреть.
«Ах, какие роскошные у Вейзера погоны. И честное лицо. И эти неподкупно-строгие речи. И карманы, полные чьего-то золота… Поганый ублюдок.»
— Вы слушаете меня, госпожа Ингихильд?
— Разумеется, господин генерал. Меня смутила важность возлагаемой на меня миссии, — Ингихильд изо всех сил изображала тупого солдафона с претензией на офицерский шик. Благо, в калладской армии это была вполне распространенная порода.
— Важность или содержание? — вкрадчиво спросили из дальнего кресла.
— Важность, — отрезала Ингихильд. — Ее содержание понятно каждому калладскому патриоту!
— Я рад, что мы нашли в вас единомышленника, — заверил генерал Вейзер. — Белая кость — основа основ…