Все, что блестит
Шрифт:
– Ты начинаешь говорить, как настоящий крупный бизнесмен, – сказала я, и он засмеялся.
– Полагаю, что в глубине души я всегда им был. Помнишь, когда мне было десять лет, у меня уже был свой прилавок у дороги, где я продавал кейджунские орешки и сушеных креветок с консервного завода своего отца?
– Да, ты был такой симпатичный, чистенько одетый, в рубашечке с галстуком и с коробкой из-под сигар для мелочи.
Он улыбнулся воспоминаниям.
– Я никогда не хотел брать деньги с тебя и твоей бабушки Кэтрин, когда вы проходили мимо и останавливались но она ни за что не брала ничего бесплатно. «Так долго в бизнесе не продержишься», – говаривала она мне.
Я кивнула, вспоминая.
Поль минуту внимательно смотрел на Перл, а потом опять повернулся ко мне. Его голубые глаза потемнели. Я увидела, что он колеблется.
– В чем дело, Поль?
– Не хочу, чтобы ты думала, будто я проверял тебя. Я просто позвонил узнать, как ты.
– Позвонил? Когда? Куда?
– Позапрошлой ночью, когда ты была в отеле в Новом Орлеане, – ответил он.
Сердце учащенно забилось, и я затаила дыхание.
– В какое время? – тихо спросила я.
– После одиннадцати. Я не хотел звонить слишком поздно, боясь разбудить тебя, но…
Я отвернулась.
– Как я и сказал, – продолжал он, – не думай, что я проверял тебя. Ты не обязана давать никаких объяснений, Руби, – быстро добавил он.
Над верхушками кипарисов, стеной стоящих у болота, взвился болотный ястреб и камнем упал вниз, чтобы схватить свою зазевавшуюся добычу. Полдюжины рисовых трупиалов [9] брызнуло в разные стороны. Из-за деревьев медленно, но неуклонно надвигалась гряда свинцовых облаков, обещая ливневые дожди до конца дня. Я почувствовала, как внутри меня взорвалось облако, осыпав мое сердце льдинками, откуда они медленными струями потекли к животу и ногам, и я онемела от холода.
9
Трупиалы – семейство птиц отряда воробьиных.
– Меня не было в отеле, Поль, – произнесла я тихо. – Я была с Бо.
Я быстро взглянула на него, чтобы найти подтверждение своей догадки на его лице. Он был застигнут врасплох. Он знал, что это случилось, не мог поверить, и все же – знал. Он хотел смотреть в лицо реальности, но надеялся, что это не та реальность, которая приводила его в ужас. В его глазах мелькнула боль. Я сжалась в комок.
– Как ты могла сделать это? Как ты могла быть с человеком, после того как он оставил тебя?
– Поль…
– Нет, мне хотелось бы знать. Неужели у тебя нет никакого самоуважения? Он оставил тебя рожать его ребенка, а сам уехал и наслаждался Парижем и, кто знает, каким количеством француженок. Потом он женился на твоей сестре и унаследовал половину твоего состояния. Теперь ты тайком, украдкой, ночью бежишь к нему опять.
– Поль, я не хотела обманывать. В самом деле… Он быстро повернулся ко мне.
– Это была истинная цель твоей поездки в Новый Орлеан, не так ли? А не картины, не твоя художественная карьера. Просто чтобы опять броситься в его объятия. Наметили вы другие тайные свидания?
– Я собиралась сказать тебе, – проговорила я. – В конечном счете.
– Конечно. – Он выпрямился и опустил голову. – Ну и что вы двое решили делать?
– Решили делать?
– Он собирается развестись с Жизель?
– Такой вариант не обсуждался, – сказала я. – Кроме того, мы оба знаем, что развод неприемлем по религиозным убеждениям, особенно для его семьи. И я не могу себе даже представить, чтобы Жизель пошла на это, а ты?
– Едва ли, – произнес Поль.
– Произойдет как раз обратное. Она будет упиваться скандалом. Она предложит газетам заголовок: «Одна сестра-близнец крадет мужа у другой». Ты можешь себе представить, как это отразится на Бо и его семье в Новом Орлеане, и… это было бы несправедливо по отношению к тебе, Поль. Эти люди здесь…
– В самом деле? – спросил он с ухмылкой.
– Поль, пожалуйста. Я ужасно себя чувствую из-за этого. Меньше всего на свете я хотела бы причинить боль тебе.
Он отвернулся, чтобы я не видела слезы и гнев на его лице.
– Все это я навлек на себя сам, – пробормотал он. – Мама говорила, что в итоге это случится. – Он замолчал.
– Не сиди ты так, Поль. Крикни на меня. Вышвырни меня вон.
Он медленно повернулся. Боль на его лице ножом полоснула меня по сердцу.
– Ты знаешь, что я не сделаю этого, Руби. Я не могу перестать любить тебя.
– Знаю, – печально произнесла я. – А жаль. Я бы хотела, чтобы ты мог меня ненавидеть.
Он улыбнулся.
– С таким же успехом ты можешь желать, чтобы Земля перестала вращаться, а Солнце – всходить по утрам и заходить вечерами.
Мы молча смотрели друг на друга, и я думала о жестокой судьбе, заставляющей его испытывать такую безответную страсть ко мне, муки вечно жаждущего человека, бродящего у холодной чистой воды и не имеющего возможности сделать глоток. «Если бы только он мог возненавидеть меня», – с грустью подумала я. Мне было бы больно, но он не страдал бы так сильно. Между нами стояли наши сожаления и печаль как незаживающая рана.
– Ну, – сказал он наконец, – давай не будем сейчас говорить о печальном. У нас слишком много других проблем. Ты уверена, что нам пока не нужно искать другую няню?
– Пока – нет.
– Хорошо, но мне неприятно видеть, что ты откладываешь свою работу. Предполагалось, что я женюсь на известной кейджунской художнице. Я провел активную кампанию в Батон Руж. По крайней мере дюжина богатых нефтяников жаждет купить какую-нибудь из твоих картин.
– О Поль, тебе не следует этого делать. Я не настолько хороша.
– Нет, хороша, – упрямо произнес он и поднялся. – Мне нужно зайти на консервный завод и поговорить с отцом. Но я буду дома рано.
– Хорошо, потому что я пригласила Жанну с Джеймсом на ужин. Она звонила недавно и, похоже, очень хочет нас повидать, – сказала я.
– О! Прекрасно. – Он наклонился, чтобы поцеловать меня, но был очень сдержан, едва прикоснулся губами к моей щеке, как будто он целовал сестру или мать. Между нами встала новая стена, и трудно было сказать, какой толстой она может стать в последующие дни и месяцы.