Всё хорошо, что хорошо кончается
Шрифт:
Коза бодро скачет впереди. Дамиан не спит, однако соглашается спокойно лежать в люльке, привешенной к козьему боку. Он нащупывает и тянет к себе коричневатую шерсть, но похоже, Орешка это нисколько не беспокоит. А зря, как бы не пришлось ей узнать, что не она одна способна жевать всё, до чего дотянется.
— Будьте осторожны, — в который раз предупреждает Нела. — Не откровенничайте о том, что мы находили надписи.
— Какая в том тайна? — не понимаю я.
— Мы не знаем, были ли Вилхелм и его мать добрыми людьми, — поясняет Нела. — Помните, они жили во времена, когда
— Тогда это означало бы, что нарушившим клятву оказался или сам Вилхелм, или третий, кто был с ними, — размышляет Гилберт.
— Нам нужно зайти издалека и узнать у здешнего правителя о его доверенных лицах или близких друзьях, — говорит Нела. — Пусть он не знает о наших подозрениях, чтобы не попытался что-то скрыть. Возможно, тот, кто был ему ближе остальных, и окажется предателем. Может быть, и сам Вилхелм не знает всего.
Она размышляет недолго, а затем неуверенно добавляет:
— Ещё я тревожусь, вдруг Вилхелм лишь думает, что вспоминает события прошлых дней, а на самом деле просто повторяет то, что слышит от других, и каким-то вещам находит неверное объяснение. Он может быть искренне убеждён в том, что говорит, но можем ли верить этому и мы? Призраки всё же не люди, и кто знает, в каких потёмках они блуждают и как может быть искажено их сознание.
— Точно, — говорит Тилли. — Довелось мне как-то слышать историю о призраках и несчастной любви. Её, конечно, лучше рассказывать ночью. Ох, да ладно, я в двух словах перескажу: жили-были два лучших друга, которые полюбили одну девушку, но один из них хранил свои чувства в тайне. Куда ему было деваться, бедняге, раз уж товарищ его опередил и первым поделился, что влюблён, а были эти двое всё одно что братья. Оттого второй смолчал и отступил, чтобы не становиться соперником тому, кто ему дорог. Но и счастливым быть уже не мог, всё стремился уехать подальше от родного городка, чтобы не видеть ни той девушки, ни своего названого брата, да так и сгинул где-то. И стал его призрак являться этим двоим.
Тилли умолкает и оглядывает нас блестящими глазами, пытаясь оценить произведённое впечатление.
— Ничего себе! — делает удивлённое лицо Андраник. — Зачем же он являлся?
— Затем, чтобы обвинить их в своей смерти, — говорит Тилли, понижая голос. — Как он любил их при жизни, с той же силой возненавидел после. Видно, чувства, которые он сдерживал, исказились и вышли наружу. И ведь решения-то все он сам принимал — что о любви молчать, что шляться по опасным местам — так нет же, другие оказались виноваты. Вот так оно бывает у призраков.
— И чем же всё закончилось? — с любопытством спрашивает Гилберт.
— А, да умерли все, — машет рукой Тилли. — Как же ещё.
— Это воодушевляет, — говорю я.
Между тем мы входим во двор замка. Нела, шагающая впереди, берётся за дверную скобу и оглядывается на нас.
— Помалкивайте, — просит она. — Говорить буду я.
Мы согласно киваем, а затем следуем за ней.
— Вы вернулись! — говорит Адалинда, протягивая к нам руки. — Что удалось узнать?
— Очень жаль, но почти ничего, — отвечает ей Нела. — Мы хотели бы задать вопрос вашему сыну...
Юный правитель, заметивший наше появление, тоже спешит подойти.
— Есть ли какие-то известия? — с тревогой и волнением спрашивает он.
— Вилхелм, — говорит ему Нела, — я прошу тебя вспомнить, был ли у тебя близкий друг или доверенное лицо. Кто-то, кому ты мог доверять как брату.
— Друг... — произносит молодой правитель, и тень задумчивости ложится на его лицо. — Всё верно, у меня был близкий друг. Отчего же всё так расплывается, почему я не могу припомнить его лицо? Мой верный товарищ с дней детства и юности, мой соратник... Мне кажется, я будто вижу его перед собой, слышу его смех, мы снова вместе — и на пирах, и в сражении, а в следующий миг всё тает, голос забывается. Имя...
Вилхелм умолкает, хмурясь, а затем произносит с горечью:
— Я даже не могу вспомнить его имя.
Адалинда, слушавшая эту речь в молчании, закусывая губы, бессильно протягивает руки к сыну.
— Бедный мой мальчик! — говорит она. — Если бы только я могла тебя обнять, утешить твою боль!
Затем старая женщина оборачивается к нам.
— Думаю, вы хотели узнать о Маркусе, — грустно говорит она. — Ближе него у моего сына не было друзей. Они и вправду росли как братья, всюду вместе. Но почему вы вдруг решили спросить об этом?
— Где жил Маркус? — спрашивает Нела, оставив вопрос Адалинды без ответа. — Как нам найти его дом?
— Маркус? — задумчиво произносит Вилхелм. — Кто это? Кажется, я слышал это имя прежде.
Хозяйка замка глядит на нас в недоумении, поднимая брови.
— Не понимаю, — наконец говорит она, — зачем бы вам это. Вы нашли женщину, о которой я говорила, и побеседовали с ней?
— А то как же, — не выдерживаю я. — И она нам сказала, чтобы мы разузнали о близком друге вашего сына, потому что это поможет снять проклятие. Так где был его дом?
Гилберт пытается незаметно толкать меня, а под конец и вовсе наступает на ногу, но это меня не удерживает.
— Покои Маркуса находились здесь, в нашем замке, — наконец отвечает Адалинда, смерив меня долгим взглядом.
— Маркус! — радостно произносит и Вилхелм. — Я вспомнил, как же я мог забыть! Он был мне ближе, чем брат, и у него была своя комната в замке. Вам нужно лишь подняться по лестнице и свернуть в правое крыло. Нужная дверь будет в конце коридора.
— Что ж, вы услышали, что хотели, — сухо произносит старая женщина. — Ищите, что пожелаете, но уверяю вас, этот путь никуда не приведёт. Та, что бродит ночами по городу — вот средоточие зла, и её вам нужно изгнать.
— Мы сделаем, что нужно, как только больше обо всём узнаем, — так же сухо отвечает Нела, затем поднимает голову выше и царственно направляется прочь, к арке в левой стене зала.
Коза издаёт фыркающий звук, задирает нос и не менее важно шествует следом. Мы, все остальные, молча переглядываемся. Гилберт и Тилли идут вперёд, но Андраник отчего-то мешкает, провожая их взглядом, топчется на месте, а затем нерешительно направляется к хозяину замка, вернувшемуся на свой трон. Заинтересованный, я решаю последовать за ним.