Все кошки смертны, или Неодолимое желание
Шрифт:
Я открыл ему, и с того момента, как он появился на пороге моего офиса, жить, действовать и думать мне следовало только в соответствии с новым планом. Назад пути не было.
Войдя, Валька чинно поздоровался и, подтянув брюки, аккуратно опустился в гостевое кресло. Костюм на нем явно был сшит на заказ где-то по одну из сторон пролива Ла-Манш. А его гладко выбритое лицо так приятно пахло дорогим мужским парфюмом, что называть его старой кличкой было бы сейчас верхом бестактности.
– Привет, Понос, - сказал я. Но он даже виду не подал, что я откровенно
Наоборот, мой приятель детства весь лучился радостью и оптимизмом.
– Ну, ты герой, честно скажем! Добыл диски?
Я кивнул.
– Только не «диски», а «диск». Второй не имеет к тебе никакого отношения.
– Неважно, давай сюда!
– Он даже руку вытянул ладонью вверх.
– Сколько мы договорились? Сто тысяч аванс? Плюс еще сто! Деньги у нас в машине.
– Диск у меня тоже не здесь.
– Это ерунда! Сейчас вмиг сгоняем куда скажешь!
Он выжидательно замолчал. Молчал и я, думая над тем, как бы поторжественнее сообщить новости.
– Ну, вот что, Понос, - сказал я наконец, вспомнив любимую цитату из любимого фильма: - Диска я тебе не дам.
Вид у Воробьева-Приветова сделался такой, будто это надувная резиновая кукла из секс-шопа сообщила ему, что у нее другие планы на вечер.
– Как это?
– поразился он.
– У нас же с тобой договор! Даже аванс обозначен!
– Вот именно - обозначен! Боюсь, Валька, мой аванс вместе с договором сгорели в банке «Капитанский». С остальным твой Козырьков опоздал.
– Хорошо, - согласился он, не задавая лишних вопросов.
– Значит, ты в курсе. Вдвойне молодец! Получай триста тысяч баксов.
– Нет, Понос, - сказал я.
– Нет. Я ценю свою жизнь дороже. Вот, к примеру, есть у тебя уверенность, что я не сделал с диска копии?
– Есть! Диск записан так, что при попытке копирования самоуничтожается.
– Но я-то теперь знаю, что на нем. А по моим наблюдениям, вы не очень-то бережно обращаетесь со свидетелями.
На минуту мне показалось, что Валька растерялся. Но он нашелся очень скоро:
– Ты не просто свидетель, ты лицензированный сыщик. И можешь оставить, например, заверенные у нотариуса показания, которые станут твоей гарантией. Но главное другое - мы рассчитываем на твою профессиональную скромность: у тебя что, нет обязанности хранить клиентские тайны - ну, как у адвокатов, у врачей?
– Обязанность есть, - кивнул я и вспомнил, что кресло, в котором он сидит, еще не остыло после задницы Мнишина.
– А еще есть Уголовный кодекс, и в нем 364-я статья - «Недонесение о преступлении».
– Это ты о чем?
– нахмурил брови Понос. Но было видно, насколько ему не по себе.
Вместо ответа я промолчал, глядя ему в лицо.
– Никакое это не преступление, - промямлил наконец Валька.
– Несчастный случай, если на то пошло!
– Ну, естественно, - поддакнул я.
– Ты еще скажи: превышение пределов необходимой обороны.
– Хорошо, - покладисто согласился Понос, доставая из кармана платок и вытирая вспотевшие ладони.
– Допустим, неосторожное убийство. Мы уже советовались с адвокатами. Они говорят, все можно уладить.
– Ах, с адвокатами!
– Градус моей язвительности был составной частью плана.
– И они тебе объяснили, что со своими бабками ты все правосудие в гробу видал! Вернее, имел!
Впервые за время нашего знакомства я увидел, что Валькин кончик носа может дергаться помимо воли своего владельца. Как гальванизированная лягушачья лапа.
С лицом, покрытым сырыми пятнами, Понос откинулся на спинку кресла. Пробормотал:
– А вообще, это был неудачный медицинский опыт… Мы постараемся всемерно загладить ущерб.
И тут, подобно валаамовой ослице, молчавший до сих пор в своем углу Прокопчик заговорил:
– Почему он все время говорит «мы»? У него что, бычий цепень?
– А это еще кто?
– не на шутку испугался Понос, только сейчас заметивший притаившегося в засаде моего помощника.
– Не обращай внимания, - отмахнулся я.
– Он в курсе всех дел. А за омерту получает отдельные деньги.
Сдается мне, Прокопчик не до конца понял смысл последней фразы, но все равно с достоинством кивнул.
Зато друг мой Валька все понял правильно.
– Деньги… - эхом откликнулся он.
– Ну что ж, за омерту надо платить. Называй цену.
– Мне надо подумать, - важно заявил я.
– Навести насчет тебя справки: что да как, какие у тебя возможности. К тому же у меня на этот товарец есть еще один покупщик, тоже небедный. Так что можно устроить небольшой тендер…
Поноса подкинуло в кресле, как будто там сработала катапульта.
– Какой еще, твою мать, покупщик?!
– Дедушка Хабар, - пояснил я ласково.
– Мне говорили, у вас с ним имеются небольшие расхождения. В области политэкономии.
– А вот сейчас, Стасик, ты играешь с огнем!
– отбросив всякий политес, грозно оскалился бизнесмен Воробьев-Приветов.
– И хорошо это знаешь.
– Знаю, - сразу согласился я.
– Но ведь тендер - это так модно теперь. В рамках борьбы с коррупцией…
Так или иначе, своего мне удалось добиться: я разозлил его до самой крайней степени. Он ушел, пылая, как раскаленный мартен, получив от меня лишь обещание дать ответ насчет цены завтра к десяти часам утра..
– Ты что, совсем сдурел?
– испуганно спросил Прокопчик, когда за Поносом закрылась дверь.
– Да он нас может…
– Может, - подтвердил я.
– Даже больше тебе скажу: не только может, но и хочет.
Малаевского «жучка» больше не было, но я все равно, спокойствия ради, включил на полную мощность радио. Мне нужно было поделиться с Прокопчиком планами. Тем паче что на этот раз я собирался не держать его сзади запасным колесом, а выдвинуть вперед, на самую, можно сказать, линию огня. Надо отдать ему должное, вечно ноющий в мирное время, при наступлении критических обстоятельств мой помощник способен собраться. Однако Прокопчик не был бы Прокопчиком, если бы не выставил своих условий.