Все люди смертны
Шрифт:
На выходе из душного зала она с наслаждением вздохнула: выдался погожий февральский день и в воздухе уже повеяло весенним теплом.
— Хочется пить.
— Мне тоже, — сказал Фоска. — Куда пойдем?
Она задумалась. Она уже водила его в маленький бар на Монмартре, где познакомилась с Анни, и в кафе на Больших бульварах, где обычно проглатывала бутерброд перед занятиями у Бертье, и в тот уголок Монпарнаса, где жила в ту пору, когда ей досталась первая роль. Она подумала о ресторане на набережной Сены, который обнаружила вскоре
— Я знаю отличное заведение в Берси, — сказала она.
— Ну так идем, — ответил он.
Он всегда соглашался. Она остановила проезжавшее такси. Он обнял ее за плечи. Он выглядел молодо в этом новом, хорошо скроенном костюме, выбранном ею. Фоска не казался ряженым — обычный человек. Теперь он ел, пил, спал, занимался любовью, смотрел и слушал, как все. Лишь изредка в глубине его глаз загорался беспокойный огонек. Такси остановилось, и Регина спросила Фоску:
— Вы бывали здесь?
— Может, бывал, — ответил он. — Все меняется. Может, тогда это место еще было за городской чертой.
Они вошли в здание, напоминавшее шале, и устроились на узкой деревянной террасе, нависавшей над речным берегом. На воде покачивалась баржа, женщина полоскала белье, где-то лаяла собака. За рекой виднелись низкие дома с зелеными, желтыми и красными фасадами; вдали — мосты и высокие печные трубы.
— Правда же, хорошее место? — спросила Регина.
— Да, — ответил Фоска, — я люблю, когда вода течет…
— Я часто приходила сюда, — сказала она. — Садилась за этот столик, разучивала роли, мечтая когда-нибудь сыграть их. Я заказывала лимонад, вино стоило дорого, а я была бедна. — Она прервала свой рассказ. — Фоска, вы меня слышите?
С ним нельзя было быть уверенной, что он слушает.
— Ну да, — откликнулся он. — Вы были бедны и заказывали лимонад. — Он помедлил минуту, приоткрыв рот, будто пораженный неожиданной неотвязной мыслью. — А теперь вы богаты?
— Я стану богатой, — сказала она.
— Значит, вы небогаты, а тратите на меня деньги. Вы должны поскорее приискать мне занятие.
— Это не к спеху.
Она улыбнулась ему. Ей не хотелось заставлять его проводить долгие часы в конторе или на заводе, ей хотелось, чтобы он был рядом, разделяя каждый миг ее жизни. Он был здесь, созерцал воду, баржу, низкие дома за рекой; и все то, что Регина так любила, вместе с ней самой становилось частью вечности.
— Но я хочу найти занятие, — настаивал он.
— Попробуйте прежде написать ту пьесу, что вы мне обещали, — сказала она. — Вы думали об этом?
— Ну да.
— И у вас есть какой-то замысел?
— У меня их множество.
— В этом я была уверена, — весело заключила она. Регина подозвала метрдотеля, подпиравшего дверь. — Бутылку шампанского. — Она повернулась к Фоске. — Вот увидите, мы вдвоем такое сотворим!
Фоска помрачнел; казалось, он вспомнил нечто неприятное.
— Столько людей мне говорили это.
— Но я не то, что другие! — пылко произнесла Регина.
— Да, правда, — с готовностью подтвердил он. — Вы не то, что другие.
Регина наполнила бокалы.
— За наши планы! — сказала она.
— За наши планы!
Она выпила, не сводя с него глаз. Что-то ее беспокоило. Ни за что не поймешь, о чем думает этот человек.
— Фоска, а если бы вы не встретили меня, то что бы вы делали?
— Возможно, мне удалось бы снова погрузиться в сон. Но это маловероятно. Это крайне редкая возможность.
— Редкая возможность? — с упреком повторила она. — Разве вы сожалеете, что вновь стали живым?
— Нет, — ответил он.
— Быть живым — это прекрасно.
— Да, прекрасно.
Они улыбнулись друг другу. С баржи доносились детские крики, с другой баржи, а может, из одного из тех крашеных домиков доносилась музыка: кто-то играл на гитаре. Смеркалось, но последние солнечные лучи еще задержались в бокалах, наполненных светлым вином. Фоска сжал руку Регины, лежавшую на столе.
— Регина, — сказал он, — сегодня вечером я чувствую, что счастлив.
— Только сегодня? — спросила она.
— О, откуда вам знать, сколь ново для меня это ощущение! Я неоднократно испытывал ожидание, скуку, желание. Но никогда еще у меня не возникало этой иллюзии полноты жизни.
— Всего лишь иллюзии? — разочарованно протянула она.
— Не важно! Я готов уверовать в нее.
Он наклонился к ней, и она почувствовала, как под его бессмертными губами расцветают ее губы: губы девочки-гордячки, одинокой девушки, женщины в расцвете сил. И этот поцелуй запечатлелся в сердце Фоски вместе с образами всего того, что она любила. Этот мужчина с его руками, глазами — мой спутник, мой любовник, а между тем он бессмертен, как Бог. Солнце садится за горизонт: для него и для меня одно и то же солнце. Еще есть запах воды, который поднимался от реки, далекие звуки гитары… слава, смерть — все вдруг утратило свое значение, кроме неистовой силы этого мгновения.
— Фоска, вы любите меня? — спросила она.
— Я вас люблю.
— Вы будете помнить это мгновение?
— Да, Регина, буду.
— Всегда?
Он сильнее сжал ее руку.
— Вы скажите: всегда?
— Это мгновение существует, — сказал он, — и оно наше. Прочь посторонние мысли.
Регина повернула направо. Это было не совсем по пути, но она любила эту улочку с темными ручейками, домами, где деревянные лаги крепили стены домов; ей нравились эта весенняя теплая и влажная ночь и большая желтая луна, смеявшаяся в небе. Анни уже легла в ожидании, когда Регина заглянет к ней поцеловать на ночь; Фоска пишет; время от времени они поглядывают на часы, думая, что Регине пора вернуться из театра; но ей хотелось еще немного прогуляться по улицам, которые она любила, ведь наступит день, когда она уже не пройдет здесь.