Все люди смертны
Шрифт:
Фоска не глядел на часы.
— Мне жаль, репетиция прошла так скверно, — сказала она.
— О! Чудесно видеть вас за работой, — откликнулась Флоранс.
— У вас есть удивительные находки, — подхватил Санье.
Их голоса звучали мягко, они подвигали к ней тарелку с бутербродами, услужливо подносили ей сигарету, их глаза с участием смотрели на нее. Они не злопамятны, думала она, но в сердце не было радостно-презрительного потрескивания; она больше не могла никого презирать.
—
— К счастью, да, — ответила Флоранс, — я уже на пределе.
— Она сама виновата, — с упреком сказал Санье. Он взглянул на Регину. — Ни в жизни, ни на сцене она не умеет экономить.
Регина понимающе улыбнулась. Он смотрит на нее, как смотрел на меня Роже, мелькнула у нее мысль. Он чувствует усталость Флоранс, делит с ней радости и заботы, дает ей советы, она царит в его сердце: они пара. Регина встала:
— Теперь мне пора идти.
Улыбки, нежное воркование — все это было не для нее, как и простое человеческое понимание. Открыв дверь, она погрузилась в одиночество. В одиночестве она перешла Сену, она шла к отделанной красным квартире. Но это было не прежнее, гордое одиночество. Просто женщина, заблудившаяся под небом.
Анни не было дома, дверь Фоски была закрыта. Сняв перчатки, Регина застыла в неподвижности. Большой стол, занавеси, безделушки на полках — казалось, все эти предметы спят. Можно было подумать, что в доме мертвец и вещи в страхе притворяются несуществующими. Она нерешительно сделала несколько шагов: никакого отклика. Регина вынула пачку сигарет, переложила ее в сумку; курить ей не хотелось, вообще ничего не хотелось. Даже ее лицо в зеркале было безжизненным. Она поправила прядь волос, направилась к комнате Фоски и постучала в дверь.
— Войдите.
Он сидел на кровати и со старательным видом упорно вязал длинное полотнище из зеленой шерсти.
— Хорошо поработали?
— Очень плохо, — сухо ответила она.
— Завтра выйдет лучше, — сочувственно произнес он.
— Нет, — сказала она.
— Конечно, все повернется к лучшему.
Она пожала плечами:
— Вы не могли бы оставить на минуту ваше творение?
— Как пожелаете.
Он с сожалением отложил шарф.
— Чем вы занимались? — спросила она.
— Вы же видите.
— А пьеса, которую вы мне обещали?
— Ах, эта пьеса!.. — Он добавил извиняющимся тоном: — Я надеялся, что все сложится иначе.
— Что именно? Что мешает вам работать?
— Я не могу.
— Вы не хотите.
— Не могу. Я желал помочь вам. Но не могу. Что мне сказать людям?
— Написать пьесу несложно, — бросила она, теряя терпение.
— Для вас это естественно, ведь вы одна из них.
— Попытайтесь, вы ведь еще ни слова не вывели на бумаге.
— Я пытаюсь, — сказал он. — Временами один из моих персонажей начинает дышать, но тотчас угасает. Они рождаются, живут, умирают, и мне больше нечего сказать о них.
— Но ведь вы любили женщин, — возразила она. — У вас были друзья-мужчины.
— Да, — согласился он. — У меня есть воспоминания, но этого недостаточно.
Фоска закрыл глаза, — казалось, он отчаянно пытается вспомнить что-то.
— Нужно немало сил, — тихо произнес он, — немало гордости или любви, чтобы верить в то, что людские поступки имеют значение и что жизнь человека превозмогает смерть.
Она подошла к нему:
— Фоска, для вас моя судьба не имеет значения? — У нее перехватило дыхание, она со страхом ждала его ответа.
— О, вам не следовало спрашивать меня об этом, — попытался он уклониться от ответа.
— Почему?
— Вас не должно беспокоить то, что я думаю. Это слабость.
— Слабость… — повторила она. — Значит, потребовалось бы больше мужества, чтобы убежать от вас?
— Я знал одного мужчину, — сказал Фоска. — Он не бежал, он смотрел мне в глаза, слушал меня. Но это было его решение.
Она ощутила ревность к этому незнакомцу:
— Разве он был не такой, как другие, бедняга, тщетно пытающийся существовать?
— Видимо, да, — ответил Фоска, — но он не питал никаких надежд.
— Стало быть, важно делать то, что задумал? — спросила она.
— Для него это было важно.
— А для вас?
— Он пекся не обо мне.
— Но он был прав или нет?
— Не могу отвечать за него.
— Можно подумать, что вы восхищаетесь им.
Он покачал головой:
— Я не способен восхищаться.
Регина в растерянности прошлась по комнате.
— А я? — тихо спросила она.
— Вы?
— Я кажусь вам ничтожной?
— Вы слишком много думаете о себе, — сказал он. — Это нехорошо.
— А о чем я должна думать?
— О, я не знаю.
Регина спустилась со сцены. Фоска сидел в полутьме, в глубине пустого зала; она направилась к нему. Ее остановил голос:
— Регина!
Она обернулась: это был Роже.
— Ты не хотела, чтобы я пришел? — спросил он. — Меня пригласил Лафоре, а я так жаждал увидеть твою Беренику…
— С чего бы мне не хотеть?.. — спросила она.
Регина удивленно смотрела на Роже. Прежде ей казалось, что ее обрадует их встреча: еще недавно ее глубоко трогало все, что касалось ее прошлого. Но Роже держался непринужденно и отстраненно.