Все люди смертны
Шрифт:
Она вновь свернула направо. Столько мужчин, столько женщин так же жадно вдыхали эту нежность весенних ночей, а мир для них уже угас! — думала Регина. Существовал ли для них какой-либо способ избежать смерти? Нельзя ли было на время воскресить их? Я забыла свое имя, прошлое, свое лицо: для меня существуют лишь небо, влажный ветер и неуловимый привкус горечи в нежности этого вечера; это не я и не оно, это и то и другое.
Регина свернула налево. Вот она я. Вот луна в небе, но в каждом сердце она особенная, этого не передать. Фоска
Войдя в подворотню, она пересекла двор старого дома. Окно Анни светилось, во всех прочих было темно. Разве Фоска уже заснул? Она быстро поднялась по лестнице и бесшумно повернула ключ в замке. Из-за двери комнаты Анни доносился смех: ее смех и смех Фоски. Кровь бросилась в лицо Регине, в горло вонзились когти: уже давно она не ощущала этой душераздирающей боли. На цыпочках она подошла к двери.
— И я каждый вечер отправлялась на галерку, — говорила Анни. — Мне была невыносима мысль, что она будет играть для других, а я ее не увижу.
Регина пожала плечами. Вот кривляка! — раздраженно подумала она. Она постучалась и толкнула дверь. Анни и Фоска сидели за столом, перед ними стояли тарелка блинов и бокалы с белым вином. На Анни было домашнее смородинно-черное платье и серьги, щеки ее раскраснелись от оживления. Это какая-то пародия, подумала Регина, ощутив прилив гнева. Она произнесла ледяным тоном:
— Вижу, вам весело.
— Смотрите, моя королевна, каких мы отличных блинов напекли, — радостно сказала Анни. — Знаете, он очень ловко переворачивает блины, ни единого не испортил. — Она с улыбкой протянула Регине тарелку. — Еще горячие.
— Спасибо, я не голодна, — ответила Регина.
Она с ненавистью смотрела на них. Стало быть, нет способа помешать им продолжать жить без меня. Да как они смеют? Вот наглость! — подумала она. Бывают моменты, когда ты гордо выпрямляешься на одинокой горной вершине, охватываешь единым взглядом окрестную равнину, где линии и краски сливаются в единый пейзаж. В другие моменты ты находишься внизу и обнаруживаешь, что каждая пядь земли со своими ямами, впадинами и возвышенностями живет собственной жизнью. Анни делится с Фоской воспоминаниями, а он слушает ее!
— О чем вы говорили?
— Я рассказывала Фоске, как мы познакомились.
— Опять? — сказала Регина.
Она отпила глоток вина. Блины казались еще горячими и аппетитными, ей захотелось блинов, и это усилило ее гнев.
— Это ее рассказ Терамена. [2] Надо, чтобы она выложила это всем моим друзьям. Впрочем, в этой истории нет ничего чудесного. Анни настроена романтично, не стоит верить всему, что она выдумывает.
У Анни на глаза навернулись слезы. Но Регина сделала вид, что не заметила этого, она с удовлетворением подумала: я заставлю тебя плакать взаправду.
2
Терамен — персонаж из трагедии Расина «Федра», наставник Ипполита; имеется в виду его рассказ о гибели Ипполита (д. 5, явл. 7).
— Я вернулась пешком, — непринужденно заметила она. — Такая хорошая погода! Фоска, знаете, что я решила? Давайте съездим в деревню между двумя представлениями «Розалинды».
— Хорошая мысль, — сказал Фоска, с благодушным видом поедавший один блин за другим.
— Вы возьмете меня с собой? — спросила Анни.
Регина ждала этого вопроса.
— Нет, — ответила она. — Я хочу провести несколько дней наедине с Фоской. Мне тоже хочется поведать ему свои истории.
— Но почему? — спросила Анни. — Я вам не помешаю. Прежде я сопровождала вас повсюду, и вы говорили, что я вам вовсе не помеха.
— Прежде — возможно, — сказала Регина.
— Но что я сделала? — прорыдала Анни. — Почему вы так суровы со мной? За что вы меня наказываете?
— Не ребячься, — сказала Регина. — В твои годы это тебе не к лицу. Я не наказываю тебя. Мне просто не хочется брать тебя с собой, вот и все.
— Злюка! — сказала Анни. — Злюка!
— Слезами ты не заставишь меня переменить решение. Тебе не идет плакать. — Регина, с сожалением посмотрев на блины, добавила: — Пойду спать.
— Злюка! Злюка!
Анни обхватила голову руками и зарыдала.
Регина вошла в спальню, сняла пальто и принялась расчесывать волосы. Он остался с ней! Он утешает ее! — думала она. Ей хотелось растоптать Анни.
Она уже легла, когда Фоска постучал в дверь.
— Войдите.
Он подошел к ней, улыбаясь.
— Не стоило торопиться, — сказала она. — Вы хоть успели доесть блины?
— Простите меня, — сказал Фоска. — Я не мог оставить Анни в таком отчаянии.
— Она щедра на слезы. — Регина усмехнулась. — Она, разумеется, все вам рассказала: и как она была кассиршей в театральном буфете, и о моем явлении — цыганка с повязкой на глазу.
Фоска уселся в изножье кровати.
— Не надо с ней так, — сказал он. — Она тоже пытается существовать.
— Она тоже?
— Мы все пытаемся.
И в этот момент она вновь уловила в его глазах выражение, так напугавшее ее в саду отеля.
— Вы осуждаете меня? — спросила она.
— Я вас никогда не осуждаю.
— Вы считаете, что я злая? — Она с вызовом взглянула на Фоску. — Это правда, я не люблю чужого счастья и мне нравится дать всем почувствовать мою власть. Анни не мешает мне; я из вредности не беру ее с собой.
— Понимаю. — Он ласково поглядел на нее.