Все разбитые осколки
Шрифт:
Я заикаюсь от последних слов, от лжи и от того, как она ощущается на языке, но Атлас кивает, поддерживая меня, и меня удивляет, насколько лучше я себя чувствую.
— Спасибо, что уделили мне время и уважительно отнеслись к моей личной жизни.
— Вот видите! — смеется Ванесса. — Врожденный талант! Тебе нужна работа? Я могла бы взять нового ведущего.
— Нет, — говорит Атлас.
— Я что-то упускаю? — Ванесса спрашивает, нахмурив брови и ухмыляясь. — Вы двое…?
— Мы уходим, — требует Атлас. — Спасибо за помощь. Проследи, чтобы запись была опубликована сегодня, — его пальцы нежно
— Это было грубо, — ворчу я.
— Я не позволю им продавать тебя всему городу.
— Прости?
— Думаешь, ты им нужна была только для этого? — он насмехается. — Нет, они хотят нарядить тебя и выставить на всеобщее обозрение, чтобы мужчины этого города пускали слюни, а женщины бесились.
— Ладно, но, насколько я знаю, Атлас, ты сказал мне держаться от тебя подальше. Что я делаю со своим временем, зависит от меня.
— Ты хочешь это сделать, светлячок? — он замирает, и я чуть не врезаюсь в его спину. — Иди, покажи сиськи и задницу, чтобы каждый мужчина в этом чертовом городе жаждал тебя, потому что именно это и произойдет. Ванесса тоже это знает.
— Да, а как же все женщины, которые жаждут тебя!?
— Ревнуешь, светлячок? — он ухмыляется, подходит ко мне вплотную, приказ держаться подальше, кажется, забыт в этот момент. — Разница между мной и тобой, Эмери, в том, что я убью мужчин, которые смотрят на тебя, хотят тебя, а что будешь делать ты, а? Отвернешься и сделаешь вид, что ничего не произошло, пока это пожирает тебя изнутри, и ты сгораешь от злости, желая получить то, что тебе не принадлежит?
— Ты меня бесишь, Атлас, — признаю я. — Ты не хочешь меня, но и никто другой не может получить, не так ли?
— Я никогда не говорил, что не хочу тебя, светлячок, — заявляет он. — Признаюсь, я хочу тебя. Больше, чем должен, и уж точно больше, чем мне позволено. Ты — все, чем я не являюсь, и поэтому тебе следует держаться от меня подальше.
— Но как же то, чего хочу я?
Он смеется без юмора.
— Ты хочешь, чтобы я использовал тебя, светлячок? Потому что именно так и будет. Ты — чертов наркотик, которым я не могу насытиться, но всему хорошему приходит конец. Ты и я? Мы никогда не были созданы для того, чтобы жить вечно.
Мой палец вонзается в его грудь, касается его прекрасного костюма.
— Ничто для тебя не вечно, не потому, что оно должно закончиться, а потому, что ты его разрушаешь.
— Ты права, светлячок, все, к чему я прикасаюсь, умирает.
— Это не обязательно должно быть так, Атлас.
— Да, — вздыхает он. — Должно.
Мы молча заходим в лифт, воздух наполнен жаром, напряжением и гневом настолько, что они давят на тело и заставляет меня потеть.
— Мне нужно работать, — говорит Атлас, когда мы возвращаемся к машине. — Ты хочешь поехать в приют или домой?
— В приют, — сразу же отвечаю я. — Спасибо.
Когда он высаживает меня у здания, то смотрит вперед, а руки сжимают руль.
Глава 23
?Эмери?
Я провожу несколько часов в приюте, занимаясь с собаками, выгуливая их, ухаживая за ними или убирая в их питомниках. Одета я была не по случаю, но это никогда не мешало мне, и при этом я изрядно попотела. Шарф на шее стал влажным за несколько часов, проведенных здесь, но я не решалась его снять.
К черту эту неделю. К черту все.
Пост в интернете появился час назад, и таким образом город облетело известие о том, что наша с Джеком очень короткая помолвка закончена. Это было облегчение. А с чеком и новой спонсорской поддержкой от Ванессы мне стало немного легче дышать.
Я игнорировала все звонки от отца и Марии, удаляла сообщения и голосовые, не успев на них взглянуть. Они не смогут убедить меня идти к алтарю с человеком, который может меня убить.
Уже ранним вечером я решаю, что мне нужно принять душ и поесть, но вместо того, чтобы звонить Атласу, я вызываю такси и еду к нему домой. Он не разговаривал со мной с тех пор, как высадил меня, и если он “работает”, то я не хочу его беспокоить. Он дал мне ключ, так что если его не будет дома, это не страшно, я все равно смогу уделить немного времени себе.
Когда я вернулась домой, Атлас уже был здесь. Его машина стояла у дома, но не она привлекла мое внимание, а шум изнутри. Стоны и глухие удары доносились из глубины дома. После быстрого приветствия Джинксу, который весело вилял хвостом и облизывал мою руку, я отправилась на поиски источника этих звуков.
Там был небольшой домашний спортзал, и Атлас в данный момент занимался в нем. Без рубашки, весь в поту, в черных шортах, свисающих с узких бедер, он колотил по кожаной груше с сосредоточенностью льва, охотящегося на газель. Кровь заливала костяшки пальцев, дыхание вырывалось из легких, но он не останавливался.
Гнев, который он излучал, был осязаем, его ярость — физическая, опасная вещь, которую я чувствовала на своем теле.
Он хотел причинить себе боль.
Больше, чем он уже сделал.
— Атлас, — сказала я спокойно, хотя чувствовала себя совсем не так. — Атлас.
Он не ответил мне, и я повторила его имя, пересекая пространство между нами.
Он распадался на части, я видела это по жестким чертам его лица, по кровавым дорожкам, которые покрывали его костяшки пальцев. Он был потерян. Он избивал эту грушу до крови и продолжал до сих пор. Он хрипел при каждом ударе, стискивая зубы так сильно, что я не знаю, как кровь не вытекала у него изо рта.
Он боролся со своими демонами, со своими кошмарами. Я чувствовала его боль, как физический удар. Он был не в себе, потерян в своей голове, в своих кошмаров. Я не знала, как достучаться до него, потому что крики не помогали.
Я уже была так близко, что видела вены, выступающие на его шее, его собственную кровь, разбрызганную по лицу.
Я должна развернуться. Уйти.
— Атлас, — мягко говорю я.
Он нашел утешение во мне. В моем теле. Я была его наркотиком. Его лекарством.