Всегда солдат
Шрифт:
Мы натаскали в свободные ясли сена и тотчас уснули.
Очнулся я оттого, что меня сильно трясли за плечо.
– Да проснитесь же! Проснитесь!
– умолял женский голос.
– Это я, Таня. Тикать вам надо!
При слове «тикать» я моментально пришел в себя.
– Будите хлопцев, - продолжала она.
– Василь со своими дружками шукает по селу. В Николаевке не осталось парней, так он надумал вас отправить на неметчину. [68]
Я растолкал товарищей. Спросонья они ничего не могли понять и только
– Скорее, хлопцы!
– взволнованно звенел девичий голос.
– Полицаи вас ищут!
Таня вывела нас на дорогу в километре от села.
– Не поминайте лихом, - сказала она на прощание.
– Не обижайтесь на нас с мамой…
Горсть табаку
До рассвета мы шагали в сторону районного центра Казанка. Когда на фоне белесоватого неба показались контуры элеватора, свернули в поле. Здесь в скирдах лежал прошлогодний, уже почерневший хлеб. На них мы и заснули.
Отдохнув, обогнули Казанку, миновали еще село и вышли к небольшому, утопающему в зелени хутору. До прихода гитлеровцев хутор этот был одним из отделений совхоза имени Чапаева.
Вошли в первую хату.
Дверь отворила загорелая женщина средних лет.
– Вы, хлопцы, пленными будете?
– сразу догадалась она.
– Да, - подтвердил Вязанкин.
Хозяйка беспокойно оглянулась по сторонам.
– Быстрее заходьте. У нас немецкая экономия, и где-то тут полицаи вертятся.
Не успели мы войти в горницу, дверь с треском распахнулась и в хату ввалились двое хлопцев лет по шестнадцати с повязками полицаев на рукавах.
– Кто такие?
– выкрикнул более высокий, с медно-огненной шевелюрой, и потянул с плеча винтовку.
– Из плена тикаете, мать вашу… А ну, подымайтесь!
– Куда мы их, Петро?
– спросил второй полицай.
– Прямо в Казанку, - ответил рыжий и скомандовал: - Выходи!
Усевшись в двуколку, полицаи положили винтовки на колени и велели нам идти впереди лошади.
– Плохо дело, братцы, - сказал Вязанкин, когда мы выбрались из хутора.
– Влипли, как молокососы.
– Эй вы там; не разговаривать!
– раздался окрик. [69]
Минут десять шагали молча. Я шел и ломал голову, как выкрутиться из беды, но ничего не мог придумать. Впереди у дороги колыхалась под ветерком нескошенная пшеница. В хлеба броситься? Рискованно, но можно, авось пуля и минует. А дальше? Полицаи поднимут шум, предупредят других, устроят облаву. Нет, такой план не годился.
Захотелось курить. Сунул руку в карман брюк, пальцы нащупали только табачную пыль. Внезапная мысль обожгла мозг.
– Поищите по карманам табачную пыль, - шепотом передал я Василию и Виктору.
– Зачем?
– Надо, - и пояснил: - Ты, Виктор, ближе к лошади. Сделаем остановку, как будто
Клементьев понимающе подмигнул.
Табачной пыли набрали целую горсть. Часть ее пустили на закрутку.
– Вперед, не останавливаться!
– крикнул один из молодчиков.
– Пан полицай, - заискивающе произнес Василий, - нам только закурить.
Бедарка медленно приближалась. Виктор, скосив глаза, следил за ней.
– Давай, - шепнул я, - рядом уже.
Клементьев метнулся к коню и швырнул табачную пыль в его огромные агатовые глаза. Животное вскинуло морду, жалобно заржало и резко рванулось в сторону, угодив передними ногами в неглубокий кювет. Двуколка перевернулась, полицаи покатились по земле. Винтовки остались на дороге. Мы с Василием бросились к оружию, Виктор подскочил к полицаям.
– А ну, снять ремни, живо!
Те молча повиновались. Виктор скрутил им на спине руки.
– Что делать с сопляками?
– спросил Василий.
– Расстрелять изменников, - просто ответил Клементьев.
Парни побледнели, потом повалились нам в ноги. Отправлять на тот свет этих мальчишек мы и не собирались, но, чтобы проучить их и нагнать больше страху, [70] разыграли сцену. Виктор настаивал на расстреле, Василий слабо противоречил, я помалкивал. Поняв, что от моего слова зависит приговор, полицаи все внимание обратили на меня.
– Сжальтесь, дядько, - канючил Петро.
– Мы не по своей воле пошли в полицаи. И лошадь и двуколку берите, только отпустите нас.
– Отпусти вас, так вы стрекача и сразу в Казанку за гитлеровцами.
– Мамой клянусь, никому ни слова не скажем!
– Маму вспомнил, падло!
– презрительно бросил Клементьев.
– А когда немцам продавался, о матери забыл? В советской школе учился, советские книги читал, а в душе кулаком оставался. Наверное, батька твой из раскулаченных?
Петро отрицательно замотал головой и покосился на товарища. В глазах его мелькнул испуг. Виктор заметил это и усмехнулся.
– Ладно, некогда с вами тут валандаться. Отпустим. Но в другой раз живыми не уйдете. Помни, мы вернемся, и тогда каждого предателя потребуем к ответу. Так и передай всем изменникам. А теперь, марш в пшеницу!
Отведя полицаев метров на сто в хлеба, Клементьев вставил им в рот кляпы и приказал лечь на землю.
Двуколка и лошадь крепко выручили нас в тот день. До вечера, минуя хутора и села, мы отмахали километров тридцать. На заходе солнца въехали в небольшой лесок, распрягли измученного коня и отпустили на волю. Двуколку столкнули в овражек.
– Комфорт кончился, - констатировал Василий Вязанкин.
Это случилось утром