Всегда солдат
Шрифт:
Спал очень крепко и проснулся, когда начался врачебный обход. Лечащий врач спросил обо мне у сестры Веры Сергеевны.
Она что- то быстро зашептала, а Константин Иванович (так звали лечащего врача) согласно закивал головой.
Доктор тщательно прослушал и осмотрел меня.
Вскоре в палате появилась Елизавета Григорьевна. По тому, как тепло он встретил мою знакомую, нетрудно было догадаться, что они хорошие друзья.
– К сыну пришла, Константин Иванович.
Доктор понимающе улыбнулся.
– Крепкий у вас сын. Перенес на ногах тяжелое воспаление легких.
Врач и сестра ушли.
– Ну вот, - ласково сказала Елизавета Григорьевна.
– Все устроилось как нельзя лучше. И с гитлеровцами [101] улажено. Я убедила их, что вы уже не подниметесь.
Прошла неделя. Елизавета Григорьевна навещала меня два раза в день. Приносила еду, сообщала городские новости, рассказывала, что происходит в лагере.
Я заметно окреп, вновь стал думать о побеге. Ломал голову над тем, как связаться с лагерем, чтобы предупредить Ваню.
Поделился своими планами с Головенко.
– Ну что ж, постараюсь связаться с вашим другом, - пообещала Елизавета Григорьевна.
– В таком деле нельзя быть одному, - и добавила: - Кстати, и у меня есть для вас попутчик. В Лебедине скрывается Михаил Рощин. Он служил в авиагарнизоне. Хотите его в товарищи?
– Конечно!
– Тогда я познакомлю вас. Как только стемнеет, ждите стука в окошко. Придет еще один человек. Он знает о вас и хочет дать поручение. Большего сказать не могу.
Я и раньше предполагал, что Елизавета Григорьевна не обычный человек в городе. Даже то, что она сумела определить меня, пленного, в больницу, говорило о многом. Теперь же мои предположения превратились в уверенность.
День тянулся убийственно долго. Когда на дворе стемнело, в окошко тихо постучали. Я оделся и быстро вышел.
Елизавета Григорьевна жестом позвала меня за собой. Мы зашли за угол больницы, туда, где темнели кусты.
– Держите, - шепотом произнесла она и передала узел.
– Здесь пиджак, ватник и ботинки. Просьбу вашу выполнила, с лагерем связалась. Только Вани там нет. Говорят, сбежал накануне…
Из кустов вышел коренастый мужчина.
– Знакомьтесь, это Михаил Рощин, - представила Головенко.
Мы обменялись рукопожатием. Пожатие Рощина было сильным и энергичным. Это понравилось мне.
– А теперь побеседуйте с одним человеком, - обратилась ко мне Елизавета Григорьевна.
– Зовите его [102] просто - учитель. Мы с Рощиным отойдем в сторонку, покараулим.
Через минуту послышались шаги, и тут же на мое плечо легла рука.
– Здравствуйте, Серафим Петрович!
– Человек говорил медленно, чуточку растягивая гласные.
– Давайте сразу о деле. Слышал, что вы намерены бежать сегодня. В каком направлении думаете пробираться?
– На восток, конечно. Так короче.
– Не всегда.
– Учитель помолчал.
– Двигаясь на восток, вы упретесь в Воронежский фронт. В прифронтовой полосе гитлеровцы очень внимательны. Говорят, вблизи от фронта они выселяют из деревень всех мирных жителей. Естественно, вас тотчас приметят.
– Как же быть?
– Я предложу иной путь, к другому фронту. Партизанскому. Он гораздо ближе.
Учитель протянул маленький, свернутый в тонкую трубочку лист бумаги.
– Зашейте его в подкладку ватника. У кармана найдете иголку с ниткой. Партизаны передадут этот план армейскому командованию. Скажите, что мы ждем наших самолетов. Пусть предупредят зеленой ракетой: жители покинут дома и уйдут в лес. А мы, в свою очередь, попытаемся сигналами с земли навести летчиков на цели. Теперь о времени побега. Лучше всего - на рассвете. О месте встречи договоритесь с Рощиным. [103]
Смертники
Засада
Постепенно стали меркнуть звезды, но в палате еще стоял плотный сумрак. Я оделся и на цыпочках, стараясь не потревожить больных, выбрался в коридор.
Дорога к лесу была пустынна. Над городом висела сизая дымка, пахло сыростью и увядающей травой. Под ногами шуршали тополиные Листья. Они напомнили прогулки в Подмосковье. «Хорошо бы сейчас очутиться там, - подумал я, - войти в лес, присесть на холодный замшелый пенек, закурить и медленно-медленно оглядеться. Посидеть так несколько минут, вдыхая запах лесной прели и слушая тишину, потом встать, набрать в грудь побольше воздуха и закричать во всю мощь легких: А-у-у…»
Зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь, добрался до зеленого мыска, заросшего густым ельником. Рощин был уже на месте.
Переправившись через Псел и минуя хутор Червленный, зашагали на Александровку. Передвигались больше проселочными дорогами. Время определяли по солнцу. Когда оно совсем скатывалось к горизонту, останавливались на ночлег. Чаще забирались в пустующие сараи, реже просились в дома. Мы шли по территории, где категорически запрещалось движение после пяти вечера. Об этом предупреждали объявления, написанные на больших листах фанеры.
На подходе к железнодорожной магистрали Конотоп - Ворожба стали попадаться объявления на немецком языке. Я с трудом разобрал, что отсюда начинается территория, где введено чрезвычайное положение. Эти же объявления, подписанные фельджандармерией, предупреждали гитлеровцев о близости советских партизан и призывали к осторожности. [104]
Чем дальше на север, тем чаще слышались слова «партизаны», «каратели». Очень обрадовало нас сообщение о том, что город Шостка находится в руках партизан.