Всего одно злое дело
Шрифт:
– Да как ты можешь даже подумать… Ты идиот! Теперь на нас висят уже два копа из полиции Метрополии, никак не ниже, и роются в нашем грязном белье, а ты предлагаешь мне заняться анонимным сексом?
– Это отвлечет тебя от того, на чем ты сейчас зациклилась. А это, кстати сказать, ничем не оправданные страхи, которые заведут тебя черт знает куда. Нам нечего боятся, мы абсолютно чисты, после того как Брайан поработал над нашими компьютерами и телефонными звонками.
– Мы попадем в тюрьму, – сказала Эмили. – Если ты надеешься, что Брайан будет молчать, после того как копы насядут на него… особенно этот черный… Ты видел, какой он огромный? Ты, черт тебя побери, видел шрам на его лице? Я сразу могу определить шрам от ножа, да и ты, наверное, тоже. Мы окажемся за решеткой через пять минут после того, как этот монстр просто посмотрит на Брайана.
– Они ничего не знают о Брайане, и если только ты не
– Ты на что это намекаешь? Что мне нельзя доверять?
Доути многозначительно посмотрел на нее. Его опыт подсказывал ему, что доверять действительно нельзя никому, хотя он надеялся, что это не относится к Эмили. Однако в любом случае ее надо как-то успокоить. В ее нынешнем состоянии всего пять минут, проведенные в местном полицейском участке в компании офицеров, добивающихся от нее признания, – и она расколется.
– Я доверяю тебе свою жизнь, Эм, – осторожно сказал Дуэйн. – Надеюсь, что ты доверяешь мне свою. И я надеюсь, что ты доверяешь мне достаточно, чтобы внимательно выслушать меня.
– И что ты хочешь мне сказать?
– Все скоро закончится.
– Что это должно означать?
– В Италии все закрутилось. Преступление скоро раскроют, и мы, наконец, откроем шампанское.
– Я, что, должна напомнить тебе, что мы не в Италии? Должна ли я заметить, что если ты надеешься, что этот парень Ди Массимо, которого ты, черт побери, даже не встречал лично, сможет все выполнить так, чтобы никто не догадался… – Она подняла руки. – Это не только ситуация в Италии, Дуэйн. Это стало гораздо большим, чем сама по себе ситуация в Италии, в тот момент, когда этим заинтересовалась полиция Метрополии. Что – если позволишь мне напомнить тебе – началось в тот самый момент, когда эта баба вошла в твой офис с этим пакистанцем, притворяясь такой простой, плохо одетой девушкой, пришедшей поддержать своего очень умного, образованного, симпатичного и хорошо одетого друга. Боже, я должна была понять, как только увидела их, что сам факт того, что они пришли вдвоем…
– А ты и поняла, насколько я помню, – мягко сказал детектив. – Ты сразу сказала, что она коп, и оказалась права. Но сейчас это всё не важно. Всё под контролем. Девочку найдут. А мы с тобой не совершили никакого преступления. О чем, хочу добавить, ты должна постоянно помнить.
– Ди Массимо назвал им твое имя, – запротестовала Эм. – Почему ты уверен, что он не расскажет всего остального?
Доути пожал плечами. В том, что она говорила, была доля правды, однако он всегда был уверен, что деньги являются не только источником всех преступлений, но и смазкой, заставляющей мир вращаться.
– Отрицание вины под благовидным предлогом, – сказал он, – вот наше ключевое слово, Эм.
– Под благовидным предлогом, – повторила она. – Это больше, чем одно слово, Дуэйн.
– Незначительная деталь, на которую не стоит обращать внимания, – заключил детектив.
Апрель, 26-е
Лукка, Тоскана
Сальваторе увидел, что «Прима воче» напечатала всю историю. В утреннем номере заголовок был помещен на первую страницу, вместе с фотографией Карло Каспариа, лицо и волосы которого скрывал капюшон, в сопровождении двух угрюмо выглядевших полицейских. Они сопровождают его из questura в местную тюрьму, где он будет находиться в предварительном заключении в течение всего расследования. На второй фотографии был изображен Пьеро Фануччи, с триумфом сообщающий о том, что им, наконец, получено признание преступника, который теперь indagato [178] и официально рассматривается как главный подозреваемый. Местонахождение ребенка будет скоро обнаружено, поведал он таблоиду в конфиденциальной беседе.
178
Находится под следствием (итал.).
Ни один из журналистов ни в чем не засомневался. Ни один не спросил, потребовал ли несчастный avvocato [179] , и был ли ему предоставлен таковой, который сидел бы на допросах рядом с ним и смог бы объяснить ему его, хотя и ограниченные, права. Обходилось молчанием и признание, которое Фануччи получил от бездомного, и особенно методы, которыми оно было получено. Ни пишущие журналисты, ни telegiornale [180]
179
Адвокат (итал.).
180
Тележурналисты (итал.).
181
Клевета в местной прессе (итал.).
Ло Бьянко объяснил это инспектору Линли, когда англичанин появился в его офисе. Очевидно, что ему придется переговорить с родителями девочки как можно скорее, и поэтому Томас хотел подробно во всем разобраться. У него тоже был последний номер «Прима воче». Первым его вопросом было, почему ему сразу же не сообщили, как только было получено признание? Видно было, что Линли смущает вся ситуация с Карло Каспариа и что он сомневается в виновности последнего. Это Ло Бьянко не удивило. Он знал, что англичанин не дурак.
Линли указал на таблоид:
– Этой информации можно верить, старший инспектор? Родители тоже могли увидеть ее, и у них могли появиться вопросы. Главными из них будут следующие: что этот парень рассказал о Хадии, куда он ее дел и где она сейчас? Могу я спросить, – он заколебался, подбирая слова, – как было получено это признание?
Сальваторе приходилось тщательно обдумывать свои слова. Глаза и уши Фануччи росли из каждого угла questura, и любое объяснение, которое он давал инспектору Скотланд-Ярда или о самом il Pubblico Ministero или об итальянских законах, определяющих поведение прессы и процесс расследования, могло быть неправильно истолковано и использовано против него самого, если он не будет предельно осторожен. Именно по этой причине Сальваторе вывел Линли из questura и направился вместе с ним по направлению к железнодорожной станции, расположенной неподалеку. Через дорогу от станции расположилось кафе. Они подошли к бару и заказали два capuccini и два dolci [182] . Старший инспектор подождал, пока их не обслужили, а потом сел рядом с Линли, прислонившись спиной к бару и постоянно сканируя кафе на предмет возможного появления других официальных лиц. После этого он заговорил.
182
Пирожное (итал.).
Двадцати часов без отдыха и без адвоката, без еды и с минимальным количеством воды – этого оказалось достаточным, чтобы сломить Карло Каспариа и убедить его в том, что в его интересах рассказать всю правду, объяснил старший инспектор англичанину. А если в его памяти и обнаружились провалы, касающиеся деталей похищения ребенка, то это не проблема. Потому что после почти двадцати часов в компании Фануччи и других специально отобранных специалистов сознание заполняется мыслями о еде и отдыхе, которые стимулируют воображение допрашиваемого, а оно, в свою очередь, может удовлетворительно заполнить все пробелы – естественно, под протокол. А затем из этого соединения воображения и реальности и появляется признание в совершении преступления. То, что в нем было мало фактов и много выдумки, совсем не волновало il Pubblico Ministero. Главным для него было полученное признание, так как только оно интересовало прессу.
– Для меня это немного странно, – признался Линли. – При всем моем уважении, это достаточно необычный способ получения признания. В моей стране…
– Si, si. Lo so [183] , – ответил Сальваторе. – Ваши прокуроры не принимают участие в расследовании. Но сейчас вы в моей стране, и вы должны привыкнуть, что иногда мы позволяем произойти некоторым вещам, с тем чтобы другие, не известные еще magistratо, тоже могли случиться.
183
Да, да. Я это знаю (итал.).