Всего одно злое дело
Шрифт:
Криминальная лаборатория была припаркована на гравийной дороге, ведущей к конюшне, и инспектор Ло Бьянко проехал прямо под лентой, которая обозначала территорию как закрытую для непосвященных, не обращая внимания на «Che cosa succedе?» журналистов, которые уже собрались в парке. Выругавшись, он провел Линли прямо в «апартаменты» Карло Каспариа.
В настоящий момент вся активность крутилась вокруг одного стойла, подпираемого утыканным сухостоем уступом. Оно располагалось за барьером из низкой растительности, которая оказалась кустами расцветающих диких роз. Всего в ряд стояло около десятка стойл с открытыми дверями, демонстрирующими неприглядные внутренности. Было очевидно, что все это место уже давным-давно использовалось как ночлежный дом множеством
Среди всего этого хаоса бродили два криминалиста.
– Come va? [185] – спросил Ло Бьянко.
Один из них снял маску и ответил: «Merda». Другой молча покачал головой. Линли подумал, что они выглядели как люди, хорошо понимающие, что занимаются бесполезным трудом. Ло Бьянко повернулся к Линли:
– Пойдемте со мной, Ispettore. Я хочу показать вам кое-что еще.
И он пошел на задворки конюшен по еле видной тропке, сквозь высокую траву и дикие цветы, которая шла вверх по уступу и между двумя каштанами.
185
Как дела? (итал.)
Линли увидел, что здесь дорожка была протоптана собачниками, велосипедистами, бегунами и, может быть, парочками, гуляющими долгими летними вечерами. Она была хорошо утрамбована и шла по гребню уступа в обоих направлениях, точно повторяя повороты аллеи в парке и изгибы реки. Ло Бьянко пошел по ней. Меньше чем через сто ярдов он повернул круто влево, спустился по еще одному откосу, пересек рощу из сикомор, ольхи и берез и оказался на краю игрового поля.
Линли сразу понял, куда они попали. Через поле была видна небольшая парковка. Справа от нее, под двумя дубами, располагались два столика для пикника. Перед ними, через тропинку, находилось игровое поле, разделенное бетонными дорожками, вдоль которых росли молодые деревья. Далеко, на западном краю поля, располагалось кафе, где родители игроков могли насладиться прохладительными напитками, пока их дети познавали секреты игры и оттачивали свое мастерство под чутким руководством Лоренцо Муры.
Линли посмотрел на Ло Бьянко. Старший инспектор ни в коем случае не плясал под дудку Пьеро Фануччи, несмотря на то что думал по этому поводу последний.
– Интересно, – сказал Томас, показывая на поле, – не может ли синьор Каспариа «вообразить» еще кое-что, старший инспектор?
– А что именно? – поинтересовался итальянец.
– У нас ведь есть только показания Лоренцо о том, что девочку увели в тот день с рынка, – сказал Линли. – В какой-то момент вы наверняка об этом подумали.
Ло Бьянко слегка улыбнулся.
– Именно поэтому у меня есть некоторые собственные подозрения по поводу синьора Муры, – ответил он.
– Вы не будете возражать, если я поговорю с ним еще раз? Я имею в виду, о подробностях, а не только расскажу ему о признании Карло Каспариа.
– Ни в малейшей степени, – ответил старший инспектор. – Nel frattempo [186] , я займусь другими игроками из его команды. У одного из них вполне может быть красная открытая машина. Хорошо бы это выяснить.
186
Тем временем (итал.).
Пиза, Тоскана
По его мнению, встреча рядом с Кампо деи Мираколи [187] , где бы то ни случилось, была абсолютным
187
На Кампо деи Мираколи (более правильно – пьяцца деи Мираколи) в г. Пиза находится, в частности, знаменитая Пизанская башня.
188
Фрески (итал.).
Его заверили, что там никого не будет. Когда автобусы выплевывали туристов возле пьяцца деи Мираколи, gitanti [189] давали всего сорок минут на то, чтобы те могли сделать фотографии и успеть вернуться на автобус, который уносил их к следующей остановке по маршруту. У таких туристов просто не оставалось времени ни на что другое, особенно на посещение кладбища. С остатками плохо сохранившихся affreschi и скульптурой женщины в позе раскаяния, оно не представляло никакого интереса и было совершенно пустынным.
189
Экскурсоводы (итал.).
«Они и должны встретиться в пустынном месте, – подумал он с сарказмом, – если принимать во внимание внешний вид его работодателя». Потому что никогда еще тщеславие не доводило человека до такого идиотизма в том, что касалось его внешнего вида, как это произошло с Ди Массимо.
Ди Массимо уже ждал его. Как и было обещано, он был один в помещении с отреставрированными affreschi, где со скамейки, стоящей посередине, внимательно изучал одну из них – или, по крайней мере, притворялся, что изучает. На коленях у него был раскрыт путеводитель, а на кончике носа висела пара очков для чтения. Профессорский вид, который они ему придавали, совсем не вязался с его остальным видом: выкрашенные волосы, черная кожаная куртка, кожаные штаны, грубые черные ботинки. Никто бы никогда не принял его ни за профессора чего-нибудь, ни даже за студента. Но, с другой стороны, никто бы не принял его и за того, кем он был на самом деле.
Скрываться не имело смысла, поэтому он не сделал ничего, чтобы приглушить звук своих шагов по мраморному полу. Он сел рядом с Ди Массимо и тоже воззрился на фреску, которую с таким вниманием изучал мужчина. Он понял, что тот разглядывает своего тезку. С мечом в руке архангел Михаил то ли изгонял кого-то из рая – по крайней мере, ему это показалось раем, – то ли приглашал кого-то в рай. Да и кому это, в сущности, было интересно? Он не понял весь этот шум, который подняли вокруг отреставрированных и якобы спасенных affreschi. Они были здорово подпорчены и выцвели так, что в некоторых местах нельзя было разобрать, что на них нарисовано.
Ему захотелось закурить. Или женщину. Но мысль о женщинах вернула его к его кувырканию в грязи с полоумной кузиной, а ему не хотелось об этом думать.
Он не мог понять, какой дьявол вселялся в него, когда он видел Доменику. Когда-то она была хорошенькой, но те времена давно прошли, а ведь даже сейчас, когда она находилась рядом, ему хотелось обладать ею, доказать ей… Что-то. Ну и как это характеризовало его – то, что он все еще хотел эту сумасшедшую после стольких лет?
На скамейке рядом с ним Микеланджело Ди Массимо пошевелился, захлопнул путеводитель и засунул его в рюкзак, стоявший у ног. Из рюкзака он достал сложенную газету и сказал: