Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929
Шрифт:
Деление фильма на акты характерно для русской кинематографической терминологии 20-х годов, обусловленной состоянием кинопромышленности того времени. Из-за отсутствия в кинотеатрах двух проекционных аппаратов после каждой части приходилось через каждые десять минут делать перерыв, необходимый для смены бобин. Этот несколькоминутный антракт и вынудил разделять фильм на акты (части), каждый из которых обладал внутренней завершенностью.
Рассмотрим содержание фильма «Стачка», но сначала подчеркнем одну важную фразу в рекламном тексте:
«Долой сюжеты и их перипетии», — заявлял тогда Эйзенштейн, осуждая театр и роман. Он восставал также против «коварного яда кроткой Мэри Пикфорд» и вообще против индивидуального героя в фильме. Он ратовал
Эта последняя теория разделялась в Пролеткульте всеми и, по словам историка кино Н. Лебедева, была прямым производным высказываний философа Богданова, вдохновителя Пролеткульта, которого Ленин подверг резкой критике в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм» (1908). Богданов говорил, что «новое искусство выдвинет в качестве героя не личность, а коллектив или человека в коллективе». Если Пролеткульт и был не прав, отказываясь от индивидуального героя вообще, тем не менее ни в Советском Союзе, ни в одной другой стране не было фильма, в котором в качестве героя выступала бы масса. В 1934 году, спустя годы после ликвидации Пролеткульта, когда его теории были уже преданы безоговорочному осуждению, Эйзенштейн в одной из своих статей возвратился к опыту «Стачки» (и других своих немых фильмов). Он писал:
«Рывок от театра был вместе с тем так принципиально резок, что в своем «восстании против театра» отмахнул и существеннейший элемент театра — сюжет.
На тех порах это звучало естественно. На экран выступал коллективизм и действия массы как противопоставление индивидуализму и «треугольнику» буржуазного кино.
Сбрасывая индивидуалистическую концепцию буржуазного героя, наше кино — того периода, конечно, — делало резкий перегиб, оставаясь лишь на самом общем понимании массы как героя.
Образа коллективного действия, образа коллектива никакой экран до этого не видел вообще. Массу как протагониста действия экран еще не знал. <….>
Но, повторяю, для своего времени этот перегиб был законен и уместен. На экран надо было впервые водворять образ и понятие коллективности, социального коллектива, коллектива, объединенного одним порывом» [203] . Вот содержание шести актов «Стачки»:
«На большом металлургическом заводе один из рабочих повесился из-за того, что дирекция завода несправедливо обвинила его в краже дорогостоящего микрометра. Все его товарищи прекращают работу после того, как кому-то из них удалось включить заводской гудок. В вывешенном объявлении дирекция отказывается приступить к переговорам с представителями рабочих. Рабочие отвечают продолжением стачки. Один из забастовщиков срывает объявление дирекции, и в этот момент шпик фотографирует его, а толстый начальник полиции завербовывает его и делает провокатором. Другой полицейский приказывает «королю шпаны» мобилизовать его подручных, которые после окончания рабочего митинга поджигают и грабят винную лавку. Кто-то из работниц вызывает пожарных, которые, прибыв на место, обращают свои шланги против забастовщиков. Потом конные казаки разгоняют демонстрантов, преследуют их не только на земле, но и на этажах рабочих казарм. Фильм завершается страшной резней, во время которой гибнут многие бастующие рабочие».
203
Эйзенштейн С.Избр. произв., т. 5, с. 75–76.
В «Стачке» не воссоздавалось (как позднее в «Броненосце «Потемкин») реально происходившее историческое событие — фильм был собирательным образом забастовок и массовых полицейских репрессий, которые произошли в период между 1911 и 1914 годами на Лене, в Ярославле и других городах, обозначенных в последней надписи, заключающей фильм.
Самые
Массовые сцены, однако, доминировали над «аттракционами». Таковы эпизоды борьбы за заводской гудок, остановки станков, митинга в большом цехе, манифестации, прерванной пожаром, который устроили провокаторы, или та сцена, где струи воды из пожарных шлангов валят с ног демонстрантов; конная атака казаков сначала на территории завода, затем в гигантском здании рабочих казарм и наконец ужасающее побоище в финале, перебиваемое кадрами забоя быков на бойне.
Из этой массы людей выделялись дети, особенно ребенок, который перед самой атакой казаков пробирается между ногами их лошадей, или тот, кого во время побоища схватил полицейский, чтобы швырнуть с третьего этажа на мостовую. Эти эпизоды с детьми занимают особое место в общей картине кровавого подавления стачки. Они перекликаются с эпизодом на Одесской лестнице из «Потемкина», созданного годом позже, — фильма, для которого «Стачка» стала первым эскизом. В кровавом финале «Стачки» самая удивительная, самая захватывающая сцена — штурм казаками рабочих казарм, архитектура которых напоминает творения Пиранези, всегда восхищавшие Эйзенштейна. Это здание похоже также на московский ГУМ с его внутренними лестницами, проходами на разных этажах, балконами и т. п. Хотя и неправдоподобно, но чрезвычайно эффектно жандармы на конях взбираются по лестницам, врываются на переходные мостики, преследуют и убивают мужчин, женщин, детей, сбрасывают их с высоты в несколько этажей, что позволило Тиссэ сделать захватывающие панорамные съемки сверху вниз и снизу вверх.
Как и лестница в Одессе, это монтажное построение придает эпизоду исключительно яркое звучание, а в последней сцене массовое избиение полицией сотен мужчин и женщин прозвучало бы куда слабее, не примени Эйзенштейн здесь типичного «монтажа аттракционов». Ниже мы приводим как пример монтажное построение отрывка фильма:
«1. Голова быка. Кинжал бойца нацеливается, уходит за кадр вверх.
2. Крупно. Рука [с кинжалом] ударяет за кадр вниз.
3. Общий план. Тысяча пятьсот человек валятся с откоса (профиль).
4. Пятьдесят человек встают с земли, простирают руки.
5. Лицо солдата — [он] прицеливается.
6. Средне. Залп.
7. Вздрагивает тело быка (голова за кадром). Валится.
8. Крупно. Ноги быка в конвульсии. Копыто бьет в лужу крови.
9. Крупно. Затворы винтовок.
10. Веревкой прикручивают голову быка к станку.
11. Тысяча человек пробегает.
12. Из-за кустарника вырастает с земли цепь солдат.
13. Крупно. Умирает под невидимым ударом голова быка (мертвеют глаза),
14. Залп — мельче, со спины.
15. Средне. Стягивают ноги быка «по-еврейски» (способ резания скота в лежачем положении).
16. Крупнее. Люди валятся с обрыва.
17. Режут горло корове, льет[ся] кровь.
18. Полукрупно. В кадр поднимаются люди с протянутыми руками.
19. На аппарат (в движении) идет боец с окровавленной веревкой.
20. Толпа бежит к забору, ломает. За забором засада (в два-три кадра).
21. В кадр падают руки.
22. Отделяют голову коровы от туловища.
23. Залп.
24. Толпа вкатывается с откоса в воду.
25. Залп.
26. Крупно. Выстрелом выбивают зубы.
27. Ноги пехоты уходят.
28. В воду втекает, окрашивая ее, кровь.
29. Крупно. Из горла быка хлещет кровь.
30. Из тазика руки выливают кровь в ведро.
31. Наплывом — платформа с ведрами крови в движении к утилизационному заводу.
32. У мертвой головы протаскивают язык сквозь взрезанное горло (один из приемов бойни, вероятно, для того, чтобы в конвульсиях на повредить его зубами).