Встречи и расставания

Кустов Виктор Николаевич

Квартиранты, наконец, съехали и Софья Лазаревна сделала косметический ремонт. Светлана пошла на занятия. Но через пару недель выговорила себе свободное посещение, заявив, что самостоятельно подготовится к экзаменам. И целыми днями стала просиживать над учебниками.

Убедившись, что дочь пережила плохое настроение и приняла свою долю, Софья Лазаревна, выкроив денёк, съездила в Москву. О чём они говорили с Виталием, рассказывать не стала; ей нужно было кое-что выяснить – и она выяснила. И сделала выводы.

…Светлана сдала

выпускные экзамены на одни пятёрки, и неожиданно заявила, что будет поступать уже в этом году в историко-архивный институт. Они вместе с Софьей Лазаревной съездили в Москву, сдали документы, а потом вместе ездили на каждый экзамен: Светлана уже с видимым животом, но с решимостью в глазах, отчасти поэтому ей прощались мелкие ошибки. Она набрала хороший балл, была зачислена в институт и тут же взяла академический отпуск.

На лето прилетала Розочка. Хорошо им помогала, неожиданно по-взрослому отнесясь к ситуации и всячески поддерживая и нахваливая сестру.

Во время вступительных экзаменов прилетал на пару недель Осип Давидович. И они определились, что поживут пока на два дома: Софья Лазаревна со Светочкой и будущим внуком или внучкой здесь, а Осип Давидович с Розочкой – на Севере. И он вновь вернулся к своим строительным заботам, а скорее всего, бежал от непонятной ему ситуации, в которой ему жалко было и дочь, и жену… Софья Лазаревна это поняла, обиделась, но вида не подала. Наоборот, изобразила радость по поводу его столь быстрого возвращения на Север и высказала благодарность за намерение ежемесячно присылать не менее половины своего немаленького заработка.

В конце августа позвонила Римма Васильевна. Поинтересовалась здоровьем Светланы, удивилась, что та поступила в институт и сказала, что после рождения ребёнка им нужно будет спокойно обсудить ситуацию. Потому что она не хочет, чтобы семья создавалась без любви, но и от внука или внучки отказываться не будет. И Виталий, конечно же, ребёнка признает.

Светлана в это время гуляла с Розочкой. Софья Лазаревна не стала ей ничего рассказывать, решив, что пусть всё идёт своим чередом.

…В первых числах октября у Светланы родился мальчик. Он был красненький, маленький, но громкий, с большим раскрытым ртом.

Впервые с опаской беря его тельце на руки и, прикладывая к груди, Светлана почувствовала себя очень сильной и значимой. Она вдруг вспомнила слова матери и подумала: «Мама была права!»

Запах талых снегов

Не стоило лететь на эту свадьбу.

Если смотреть с одной стороны. И то, может быть, по прошествии времени… Впрочем, он не уверен ни в чём. Просто тогда был март. Первые тёплые дни, когда бодро застучала сосулечная капель и от запаха талого снега кружилась голова.

И выходила замуж сестра Павлика, которую Глеб и видел всего однажды, пять лет назад, когда на осенние праздники Павлик пригласил его домой и они

три дня провели в забайкальском посёлке возле отрогов Хамар-Дабана. Это были прекрасные дни: мелководная речушка за огородом уже была покрыта вполне приличным льдом, прозрачным и гладким, у Павлика нашлась лишняя пара старых «канадок», и день они расчерчивали лёд вдоль камышовых заводей: было солнечно, морозно и весело. Второй день лазали по склонам сопок за посвистом рябчиков. И это тоже запомнилось: желтизной шуршащей листвы, прозрачным воздухом и напряжением скрадывания обманутой манком птицы.

Тогда вечером, провожая день обильным ужином и расслабленно-благодушным разговором с отцом Павлика, он и отметил что-то огнистое, быстрое, мелькнувшее в коридоре, с любопытными глазами, но девочка была явно мала, чтобы заинтересовать его, – и вот на тебе, уже выходит замуж. Сколько же ей лет?

– Так ты летишь? – поторопил Павлик, застёгивая портфель, набитый рубашками и прочей мелочёвкой.

– А сколько невесте?

– Надьке? Семнадцать.

– И уже замуж…

– А… Нагуляла. С солдатиком. Из воинской части на сопке. Помнишь?

Часть Глеб помнил. Вернее, шлагбаум и будку в распадке, за которыми так призывно кричал рябчик, что, если бы не часовой, он пренебрёг бы запретом.

– А хорошенькая подружка у неё есть?

– Откуда я знаю. Малолетки они.

– Ну да, – согласился Глеб. – А может, мне и хочется юного, светлого…

– Ладно, не вешай лапшу. Летишь?

Павлик выжидающе замер посреди комнаты, окидывая её взглядом: ничего не забыл?

– В выходные уложимся? – уточнил Глеб.

– Само собой, у меня вообще на работе с понедельника аврал.

– Хорошо. – Глеб резко поднялся, отчего панцирная сетка общежитской кровати облегчённо застонала. – Уговорил.

Он полез в карман пиджака, висевшего на стуле, вытащил кошелёк, задумчиво взглянул на оставшуюся мелочь.

– Не напрягайся, – вмешался Павлик. – У меня деньги есть. На билет я тебе займу, а содержание – за мой счет.

– Куда делась зарплата, вроде пару недель прошло…

– Настю по ресторанам не води.

– В театр, – уточнил Глеб.

– Между прочим, мы можем опоздать.

– Айн момент.

Глеб скинул рубашку, достал из шифоньера белую, праздничную, с жабо, надел. Глянул в мутный зеркальный обломок. Потом на Павлика, но тот явно был сам в себе и его мнения спрашивать не имело смысла. Надел пиджак, скорбно оглядел мятые брюки, но решил, что утюг даже среди свадебной суеты отыщется, и, на ходу натянув куртку-алеутку, вышел: терпеть не мог возиться с их раздрызганным дверным замком.

Март явно безумствовал. Иначе как ещё можно объяснить это желание приставать к каждой проходящей девушке, останавливаться, провожать взглядом, громко высказываться по поводу… И совсем забыть, что уже не мальчик, как-никак, инженер, сотрудник НИИ и почти женатый человек.