Встречи и расставания
Шрифт:
– Неужели его стихи равны богатству наших почтенных поэтов?
– Послушайте, устад [4] . Вот что я запомнил сегодня:
Управляется мир Четырьмя и Семью.Раб магических чисел – смиряюсь и пью.Всё равно семь планет и четыре стихииВ грош не ставят свободную волю мою!Те, что веруют слепо, – пути не найдут.Тех, кто мыслит, – сомнения вечно гнетут.Опасаюсь,4
Устад – учитель.
Что вы на это скажете?
– И кто же автор этих строк?
– Некто Хайам…
– Разве можно сравнивать эти строки и божественную поэзию Фирдоуси или Хафиза? В них нет красоты. В них грубость простолюдина. Они пресны, как лепёшка. Что с тобой, Хатем? Неужели слухи, дошедшие до меня, верны?
– О чём вы?
Хатем взял персик, повертел его в руках, положил обратно на блюдо.
– Ты один из лучших моих учеников. Уважаемый и богатый ныне человек. Но говорят, что ходжа [5] Хатем перестал чтить обычаи и уподобляется нечестивым фарангам [6] .
5
Ходжа – хозяин, досточтимый.
6
Фаранг – европеец.
– Вы имеете в виду мой харам [7] ? – Хатем усмехнулся. – Да, конечно, это непривычно, когда мужчина отказывается от жён. Но попробуйте понять меня, в моём сердце есть место только для одной, зачем же я буду обманывать остальных?
– В моём сердце тоже бывает только одна женщина, иногда очень долго, но я должен давать счастье и другим.
– Разве счастье – проводить ночь с той, что не нравится?.. Простите, устад. – Хатем потупил взгляд.
Гость отпил из пиалы, провёл ладонью по серебристой бороде.
7
Харам – гарем.
– Ты мог бы не говорить об этом… Никто не запрещает тебе так думать, но своим словом и действием ты опозорил не только себя.
Хатем молча склонил голову. Он понимал, что спорить с досточтимым Кахланом бессмысленно.
– Но не это огорчило меня. – Устад помедлил, внимательно глядя на Хатема. – Ты перестал чтить Коран. Уподобляясь самому непочтенному киссахану, ты рассказываешь небылицы, заставляя почтенных людей думать о твоём слабоумии.
– Вот что привело вас ко мне… – Хатем открыл банановый плод. – Продолжайте, ходжа Кахлан, я внимательно слушаю.
– И вот этот Хайам. Ты запомнил стихи, которые не стал бы слушать любой разумный правоверный. Ты говоришь, что Бог иноверцев – тот же Аллах. Ты утверждаешь, что все люди произошли по воле одного Всемогущего и никто не может считать себя лучше другого. Ты сравниваешь Коран и Библию, о, прости меня, Аллах… – устад вскинул руки, – утверждая их равенство…
– Да, это так. – Хатем вытер руки, движением ладони отослал муваккала [8] . – Да, я убеждён, что создатель у нас один, будь то я или вы, правоверный ходжа Кахлан, или неверный фаранг. Я убеждён, что чудотворец Муса и библейский Моисей похожи,
8
Муваккал – слуга, подающий угощение.
– Что ты говоришь! – вскричал устад. – Ты хочешь, чтобы я поверил в твоё безумие?
– Разве я похож на безумца? Или ходжа Кахлан под этим словом подразумевает иное мышление?
– Я имею в виду болезнь, ходжа Хатем, страшную болезнь души, из которой уходит Аллах…
Старик поднялся, оправил платье.
– Подумай об этом. Ибо я боюсь, что теряю своего ученика. Ты знаешь, какова участь нечистого… Шейх и его мюриды [9] ожидают от тебя благоразумия. Не медли.
9
Мюрид – последователь шейха.
– Я подумаю, – наклонил голову Хатем, пряча улыбку.
Он проводил гостя, раскланялся и почти бегом устремился к хаузу [10] .
Прохладная вода отвлекла его от неприятных мыслей. Он плескался и жалел о том, что это блаженство не может вместе с ним разделить Нушафарин. Его единственная Нушафарин. Устад ушёл бы в полной уверенности в его безумии, если бы знал, как проводят время они наедине. От этой мысли Хатему стало весело и захотелось скорее увидеть Нушафарин.
10
Хауз – бассейн.
Он торопливо вышел из хауза, накинул на плечи люнги [11] и поспешил в покои Нушафарин.
Теперь, когда все его бывшие жены переселились к своим новым мужьям, в женской стороне дома было необычайно тихо. И хотя можно было выбирать любую из комнат, Нушафарин осталась в своей, в которую когда-то вошла младшей женой ходжи Хатема.
Она полулежала на суфе [12] , играя рассыпанными жемчужинами. Она была в лёгкой накидке, охлаждающей тело и совсем не скрывающей его, и Хатем замер на мгновение, подумав, как ужаснулся бы устад, увидев такое бесстыдство. Он присел рядом, обнял её за плечи, свою Нушафарин, «происходящую из источника сладости», закрыв глаза, глубоко втянул запах благовоний и опьянел от охватывающего его чувства.
11
Люнги – полотенце для обтирания.
12
Суфа – невысокая тахта.
– Я действительно безумец, – прошептал он. – Я не прочёл устаду ещё одно четверостишие этого проницательного Хайама:
Мы похожи на циркуль, вдвоём, на траве:Головы у единого тулова две,Полный круг совершаем, на стержне вращаясь,Чтобы снова совпасть головой к голове.Тебе нравится?
И он коснулся губами горячих ждущих губ.
Но тут какой-то шум раздался во дворе, он становился всё громче, грозно приближался, и Нушафарин, испуганно вскрикнув, прижалась к нему, потом вскочила, бросилась к двери. И Хатем, не понимая, что её так испугало, выглянул во двор, удивился этому множеству чем-то разгневанных людей, но не успел ничего приказать слугам, маленькая рука обхватила его ладонь и потянула за собой…
– Господи, да что же это такое, ласочки вы мои, – приговаривала Войкова, всплёскивая руками и глядя на неподвижно лежащих.
Над Гурьевым, упавшим навзничь у самой стены, стояла на коленях, раскачиваясь, Ирочка Беловёрстова. Она и нашла их утром и сейчас никому не смогла бы объяснить, что привело её именно на это место.
Надя лежала недалеко от Гурьева и, казалось, пыталась дотянуться до него: её рука почти касалась его руки.
– Что же это делается, – причитала Войкова, искренне жалея вместе со всеми себя. – Ох, мамочка-мамулька…