Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
10. Все смогла пережить
– Вы жестоки, - сказала она, выпив с руки Жеглова коньяку.
– Цель оправдывает средства. К тому же я предполагаю, что вы заслуживаете большего, может быть, даже гильотины. Как там звали вашу королеву, которой головку снесли? Не Генриеттой случаем?
– Чепуха. У нас нет смертной казни. Ее звали Марией Антуанеттой. Дайте мне сыру, - мысли женщины бегали как мыши в клетке.
Жеглов дал. Она съела ломтик. Он сказал, радуясь, что пьян в самую меру:
– Обожаю кормить с рук. Еще чего-нибудь?
– Я съела бы мяса. Большой кусок.
– Это потом. Я пожарю вам с кровью. Нашу мышку.
– А вы мне понравились. Люблю людей, идущих напролом. Сейчас мало таких.
– Хорошо, что вдова
все смогла пережить,
пожалела меня
и взяла к себе жить,– пропел Жеглов.
– Вы все поете и поете. Вы что, певец?
– Я и певец, и артист, и, как оказалось, еще и мастер заплечного жанра. Вот только жизнь вкривь и вкось...
– Наркотики? Водка? Женщины?
– спросила с живым интересом.
– И наркотики, и водка, и я сам.
– Что сам?
– Да понимаешь, среди людей живем. Всем нравишься, все друзья, а сам себе не нравишься и не друг.
– Профессор все поправит. Доверьтесь ему.
– Ну-ну. Доверишься ему, а он выпотрошит. Зачем ему моя рыхлая печень? Сердце с рубцами? Удивляюсь.
– Чушь. Что такое эвтаназия, знаете?
– Знаю. Это когда больных убивают из жалости. Что, Мегре и Пуаро были смертельно больны?
– Да. В нашу клинику переводят лишь смертельно больных. Потому и говорят, что она ближе к небу, чем любая другая. И Перен делает все, чтобы они умерли счастливыми. С их разрешения, разумеется.
– И Делу был смертельно болен?
– Да. У него была альтернатива. Умереть через год в нетерпимых муках как Марта Эмбер, страдавшая так громко, что весь Эльсинор вымаливал ей смерть у Господа, или...
– Вас позабавить своей кончиной.
– Он получил все, что хотел, - нахмурилась.
– Что именно?
– Свободу. И мы терпели.
– Что вы терпели?
– Рассказать по буквам?
– Нет, по слогам.
– Хорошо. Год назад профессор сказал Мартену, что болезнь его остановить не удалось, и через шесть или семь месяцев он умрет в адских муках. И потому он хотел бы ему хоть чем-то помочь...
Жеглов криво улыбнулся, сказал:
– На это Лу усмехнулся и спросил: - Чем помочь? Гильотиной?
– Нет. Инъекцией в предплечье, как только это начнется, - ответил ему профессор, - продолжила Генриетта свое повествование.
– Неделю вам будет хорошо, как полному сил юноше. Вы обо всем забудете, а по истечении ее почиете во сне.
– Это мне не подходит… - пережив известие, сказал Мартен.
– Я вам не красная девица, боящаяся тараканов. Я хочу... Я хочу…
Делу замолк. Лицо его сделалось злорадно-напряженным. Он придумывал себе смерть.
– Чего же вы хотите?
– не дождавшись продолжения, спросил профессор. Говорите, я все для вас сделаю. Все что в моих силах.
– Все что в ваших силах?
– адская улыбка вмиг завладела лицом несчастного.
– В таком случае, я хочу, чтобы вы меня зарезали! Вы, дававший клятву Гиппократа, зарезали! Вы, эскулап великий, не сумевший меня вылечить! Я хочу, чтобы вы пырнули меня скальпелем в печень, под ребро, вы знаете, куда надо пырять!
– этот тип вечно оригинальничал, он не мог не оригинальничать.
– Я не смогу этого сделать...
– опешил Перен.
– Исключено.
– Не сможете? Так наймите кого-нибудь!
– захохотал сатанински.
– Вам здесь не марсельский порт!
– возмутился профессор.
– Где я вам найду убийцу?!
– Это ваше дело. Но я требую, чтобы меня зарезали. В драке, ночью в постели, в парке, где угодно.
– Но почему вы именно этого хотите, почему?! Объясните! – взмолился профессор.
– Все очень просто. Родненькая моя мама с детства кричала мне в лицо, что рано или поздно меня зарежут в вонючей подворотне или дешевом кабаке. И я хочу, чтобы так и случилось. Пусть маменька порадуются пророческой своей удаче, когда вы ей об этом сообщите. И обещаю, нет, клянусь: если вы этого мне не устроите, я переверну верх дном весь Эльсинор.
– Вы сможете перевернуть вверх дном лишь мебель в своей палате, - заявил на это профессор. Мартена держали взаперти из-за его, скажем мягко, буйного нрава.
– Не забывайте, мне терять нечего, - упорствовал Мартен.
– И я ужасну весь этот чертов сатанорий. Или просто зажгу его.
– Ну, хорошо, будь по-вашему, - сдался профессор, решив, что потом что-нибудь придумает.
– То-то же! А сейчас я хочу свободы.
Перен возражать не стал. На следующий день Мартен ушел в лес, нашел заброшенную сторожку, принялся в ней обитать. Конечно, он не верил, что профессор выполнит требование, высказанное в запале, и потому придумал план, как его переиграть. И заодно отомстить за то, что тот в течение долгих месяцев последнего года жизни не выпускал его из палаты...
Генриетта замолчала, глаза ее повлажнели.
– И что это был за план?
– Жестокий. Он отомстил профессору, надругавшись надо мной, некогда бывшей его супругой, моей дочерью, ее бывшим мужем и моей...
– Внучкой?
– Вы знаете?! Как?
– Это маленький секрет. Так что был за план?
– Зная, что профессор обожает театр, Мартен придумал поставить для него «Красную Шапочку»...
– Вы обожаете красные шляпки, я знаю. Они, кстати, вам идут.
– Спасибо. Видимо, эта моя склонность и натолкнула его на мысль сыграть именно эту вещь. Он хорошо все продумал, все до мелочей, и сделал так, что Катэр застал его в тот самый момент, когда он насиловал Люсьен в моей постели...
– Ну, хорошо, скажем, я почти поверил. Но Мегре? Вы ведь с помощью этой истории свели комиссара в гроб? Извините, но сведение в гроб и эвтаназия, это две разные вещи, это не синонимы.
– С комиссаром другая история... Как-нибудь в другой раз я вам ее открою.
– В другой раз? Опять привязывать вас к столу, опять гоняться за тараканами, крыс ловить? Нет уж, увольте, я, честно говоря, не очень люблю этих тварей, особенно крыс с их противными голыми хвостами. Да и платьев у вас не хватит на все эпизоды темных сторон эльсинорской истории.