Встретимся в полночь
Шрифт:
Вечерами его мать приходила посидеть с ним. Они пили чай. Эти встречи проходили спокойно, даже иногда уютно.
Они никогда не беседовали ни о чем, кроме деревенских слухов или планов перестройки дома, которые Виолетта составляла вместе с Джулией. Мать не жаловалась, но Рафаэль видел, что ей здесь надоело. Как ни странно, самому ему здешняя жизнь не надоедала. «Бич общества», который живет мило и просто, как сельский отшельник!
Изредка Виолетта и Рафаэль даже смеялись, вспомнив что-то не очень плохое. Он удивлялся, что такие воспоминания
Но по большей части они сидели молча. Мать шила, вязала или плела кружево. Рафаэль читал. Время от времени он ловил на себе ее взгляд, иногда затуманенный, иногда ясный и нежный, и делал вид, будто не чувствует, что она думает о прошлом.
Тогда он этого еще не понимал, но то было время великого исцеления. И когда мать сказала, что собирается вернуться домой, Рафаэль почувствовал мимолетное сожаление.
Джулия тоже уезжала, но ненадолго. Она наконец-то решила навестить своих в Лондоне – они устраивали прием в честь помолвки Лоры перед началом сезона. «Она, наверное, с нетерпением ждет этого», – сказал себе Рафаэль, заметив, как повеселела и преобразилась Джулия.
Они не говорили об этом. Когда их пути пересекались, они были друг с другом любезны и немногословны. Как чужие. Джулия все еще приходила заниматься с ним упражнениями. Рафаэль ждал этого, хотя иногда и ворчал. Он надеялся, что ее поездка даст ему возможность подумать, подумать по-настоящему, не отвлекаясь на желание, которое он испытывал всякий раз, когда видел ее.
Когда настал день отъезда Виолетты и графини, мать пришла проститься с Рафаэлем. Наклонившись к нему, она поцеловала его и сказала:
– Я вас люблю, Рафаэль. Я всегда вас любила. Если я не была хорошей матерью, в этом виновата я одна.
Бабка Рафаэля, которая все это слышала, неодобрительно посмотрела на дочь. Графиня никогда не была сентиментальна. Но когда она наклонилась, чтобы поцеловать внука на прощание, она погладила его по щеке и сглотнула, словно стараясь сдержать слезы. Он кивнул ей, и она ответила тем же.
– Вы должны есть. Вам нельзя худеть, иначе вы обессилеете, – настойчиво сказала она, и голос ее звучал сильно и жестко.
Когда они ушли, Рафаэль улыбнулся. Практичность – хорошее противоядие от сентиментальности.
Его мысли обратились к Джулии. К своему удивлению, он обнаружил, что может думать о ней без прежней горечи. В эти дни он почти мог чувствовать, как время от времени его оставляет напряжение, ставшее уже привычным. Он попробовал думать иначе, потворствуя фантазии, к которой он не позволял себе снисходить раньше. Некий философ как-то сказал, что фантазия – это первый шаг к формированию представления. Представления о собственной жизни, если у него хватит духа не размышлять об этом.
Он надеялся, что хватит. Джулия собиралась уехать в Лондон на днях. Рафаэль сказал себе, что им нужно на время расстаться. И все же его не покидало ощущение, что ему нужно сделать что-то до ее отъезда. Может быть, поговорить с ней, кое-что объяснить. Рассказать
Но как-то раз вечером он увидел Джулию, когда она уходила, одетая в великолепное платье бледно-зеленого цвета. Рафаэль спросил у служанки, куда она идет.
Так он узнал о танцевальном вечере.
Джулия смотрела на празднество, стоя неподалеку от танцующих. Сельский танцевальный вечер так отличался от лондонских собраний! Гораздо более оживленный, не такой чопорный и явно очень веселый. Большой зал, который пышно именовался «котильонной комнатой», был полон до отказа. Музыка, смех и стук столовых приборов были непривычно громкими для Джулии.
Она с удовлетворением огляделась. Ее предложения, как сделать этот вечер наиболее интересным, остальные члены комитета приняли с восторгом. Ободренная их поддержкой, Джулия взяла на себя ведущую роль в организации праздника. Она не стала разыгрывать смиренницу, но если кому-то она и показалась излишне смелой, никто на это не сетовал. Эти люди вовсе не считали, что для женщины иметь голову и пользоваться ею – серьезное прегрешение. Они отнеслись к ней крайне доброжелательно, и очень скоро Джулия почувствовала себя среди них спокойно.
Как-то раз графиня сказала ей, что только простолюдинов принято называть странными. Богатых и титулованных – как бы ни было их поведение скандально или неприемлемо – величают, проявляя терпимость, «эксцентричными». По крайней мере она должна благодарить Рафаэля за то, что он, повысив ее общественный статус, дал ей возможность говорить и действовать, как ей хочется.
Из толпы не без труда выбралась Сесиль.
– Вот она, Пол. Я говорила тебе, что мы легко ее найдем. Джулия, Пол просил представить его. – Она остановилась, слегка запыхавшись. – Это старший сын моего брата.
Пол Бентли шагнул вперед и поклонился. Он был очень высок, и рядом с ним его маленькая тетка казалась совсем карлицей. У него были широкие плечи, на которых очень ловко сидел фрак. Волосы у него были темно-каштановые и волнистые, и даже обильное количество помады не могло их усмирить. Глаза были очень яркими, синими и смотрели на Джулию с нескрываемым восхищением.
– Тетушки много говорили мне о вас. Мне не терпелось с вами познакомиться.
Джулия улыбнулась.
– Мне тоже знакомо ваше имя. Ваши тетки отзываются о вас с большой нежностью.
– Не хотите ли потанцевать? – спросил он.
– Нет, благодарю вас. – Так она отвечала на все приглашения сегодня вечером.
– Ах, Джулия, – неодобрительно сказала Сесиль.
Несмотря на разницу в их общественном положении, Сесиль была склонна относиться к ней по-матерински. Джулии это казалось очаровательным. Сесиль продолжала:
– Не хотите же вы простоять здесь весь вечер в одиночестве?
– Могу ли я напомнить вам, что я замужем?
– Я тоже, однако я все еще не могу отдышаться после танца с Джорджем Веллом.