Всю жизнь с морем
Шрифт:
Глава XI
Под красным флагом
На пароходе по-разному представляли себе возвращение на Родину. Одни рассчитывали на торжественную встречу чуть ли не с музыкой. Другие, их было меньшинство, наслышавшись в Циндао нелепых слухов о поголовных арестах известных морякам людей — капитанов, механиков, ожидали и по отношению к себе всяких неприятностей, как расплату за требовательность или крутой нрав в отношении команды.
В действительности все оказалось будничнее и проще. На «Кишинев», поставленный к причалу напротив конторы Добровольного флота, явился Терентьев и с ним несколько товарищей из профсоюза моряков. Терентьев рассказал о своей встрече с командующим Пятой Краснознаменной армией Уборевичем, который произвел на него очень хорошее впечатление.
В городе царил полный порядок, никаких арестов не было и все слухи оказались ложными. Население встретило приход красных войск восторженно.
— Вся беда, — сказал Терентьев, — что почти все суда Доброфлота или захвачены Старком или задержаны в портах Китая и Японии под разными предлогами.
На вопрос Гросберга, что же предстоит делать «Кишиневу», Терентьев предложил пока стоять во Владивостоке, так как выход в море еще небезопасен, а во Владивостоке и других портах не осталось ни одного военного корабля.
— По-видимому, нам придется начинать все сначала и сделать все, чтобы восстановить дальневосточный флот, — продолжал Терентьев, — возможно, правительство будет вынуждено перегнать несколько судов из Черного и Балтийского морей.
Все это огорчало, вносило уныние. Мы не могли себе представить длительную бездеятельную стоянку в порту.
Дней через пять во Владивосток прибыл из Гензана небольшой очень старый пароход «Тунгус» с командами захваченных Старком судов Добровольного флота, потребовавших от адмирала возвращения к своим семьям. По словам прибывших, среди белых в Гензане царит полный разлад, многие стремятся возвратиться домой. Но Старк собирается со всем захваченным флотом идти дальше на юг, на Филиппины. 21 ноября из японского порта Отару пришел пароход «Томск» под командованием капитана К. А. Дублицкого. Чуть позже в родной порт возвратилось еще несколько судов.
В середине декабря Гросберга вызвали в контору Совторгфлота. Вскоре он вернулся в приподнятом настроении и, вызвав к себе меня и стармеха Ляпсина, приказал готовиться к рейсу в китайский порт Чифу. Через два дня, после бункеровки пароход начал грузить морскую капусту, запроданную китайской торговой фирме. Этот груз был заготовлен в тюках, перевязанных проволокой. Погрузка шла споро, не прошло и трех дней, как мы были в море, на пути в Китай. Над «Кишиневым» развевался красный флаг молодой республики Советов.
Экипаж «Кишинева» не претерпел никаких изменений в своем составе, опасения немногих, что их заменят и спишут на берег, не оправдались. Это еще больше сплотило команду.
В море по-прежнему было неспокойно. В Гензане сидел Старк со своим флотом. Пароход, как и при возвращении во Владивосток, ночью шел без огней, придерживаясь западного побережья Японии. Через пять суток «Кишинев» входил в порт назначения, на его кормовом флагштоке гордо развевался алый стяг Страны Советов, вызывая любопытство всех встречных и стоящих в порту судов. Их экипажи теснились на палубах, молча наблюдали за нами, не было ни приветствий, но не было и оскорбительных угроз.
Как только «Кишинев» стал на внутреннем рейде Чифу, на пароход прибыли в необычно большом составе портовые и таможенные власти.
Таможенники приступили к необычайно тщательному обыску во всех помещениях и вскоре с торжеством объявили о найденном у одного из рабочих-китайцев контрабандного опиума. На этом основании у нас потребовали разрешения осмотреть каюты командного состава и капитана, что никогда не делалось до сих пор. Гросберг, уверенный, что у него не может быть никакой контрабанды, разрешил без колебаний такой обыск. При этом он вышел из каюты, оставив там судового буфетчика.
Каково же было изумление всех, когда ехидно улыбающийся таможенный чиновник вышел из каюты капитана с плиткой опиума в несколько фунтов и через переводчика объявил, что нашел ее в диване. Сейчас же вперед вышел буфетчик Семен и, запинаясь, объяснил, что опиум положил в диван он, решив, что в каюте капитана обыска не будет. Он упал перед Гросбергом на колени, умоляя простить его.
При дальнейшем обыске у рабочих обнаружили еще несколько десятков фунтов опиума. Старший компродор признался, что весь опиум принадлежит артели и капитан судна не имеет к нему никакого отношения.
Он также полностью подтвердил показания буфетчика. Таможенные власти и полиция арестовали старшего компродора и буфетчика Семена и отвезла их на берег в тюрьму.
Казалось, неприятный инцидент исчерпан и, конечно, ни у кого из нас не было ни малейшего сомнения в непричастности Гросберга к этому делу.
Отгрузив часть груза в этом порту, «Кишинев» отправился в Дайрен для выгрузки оставшейся морской капусты. Переход от Чифу до Дайрена небольшой — меньше суток. Японцы приняли нас вежливо, но настойчиво стали просить Гросберга спустить красный флаг, так как «это волнует портовых грузчиков и команды японских судов». Гросберг категорически отказался. За время стоянки японцы возвращались к этому вопросу неоднократно, на «Кишинев» даже приезжал полицмейстер города и угрожал арестовать судно. Кстати сказать, это помогло нам ускорить выгрузку, так как было приказано разгружать «Кишинев» днем и ночью, чего не делалось никогда раньше ни в одном порту.
29 декабря «Кишинев» возвратился в Чифу для приема груза соли и пассажиров во Владивосток. На другой день Гросберга пригласили в суд как свидетеля по делу найденного на судне опиума. Не подозревая ничего, капитан съехал на берег и явился в суд. Суд велся на китайском языке. К Гросбергу ни разу никто не обращался. Ему показалось странным, что на скамье подсудимых находился только буфетчик Семен, бледный, совершенно больной.
Разговаривать с ним Гросбергу не разрешили. Семен неоднократно начинал плакать и все просил Гросберга простить его за «тяжкий грех». Ему безусловно было тяжело, капитан всегда относился к нему хорошо и полностью ему доверял.
Как только суд закончился, конвойные увели Семена. Гросберг направился к выходу, считая дело законченным. У дверей его остановили вооруженные солдаты, насильно посадили в крытую повозку, запряженную лошадьми, и увезли в загородную тюрьму. Все это я узнал от него в тот же день вечером, когда потребовал от начальника полиции свидания с Гросбергом. Я доставил ему теплые вещи и документы.
Положение капитана было тяжелым. Тюрьма не отапливалась, Гросберга поместили в крохотную каменную камеру с небольшим окном в потолке. На все мои протесты власти отвечали молчанием. Тогда я предложил не уходить из Чифу, пока китайцы не освободят капитана. Гросберг, понимая, что в Чифу никто нам не поможет, приказал немедленно идти во Владивосток.