Вторая Гаммы
Шрифт:
— Известно. А по какому это поводу?
— Все тому же.
— Ты имеешь в виду… эдурское приключение? Он что, узнал?
— Разумеется.
— Но откуда? Мы же договорились и…
— И отключили камеру, да. В ту ночь и на следующее утро, но, извини, ты забываешь, что было еще до и после. Ведь каждый участник экспедиции записывает все, что считает существенным. Не думаешь же ты, что я стал бы просматривать материалы, собранные пятью людьми, и стирать все, что выставляет меня не совсем в том свете, что мне хотелось бы. К тому же у него интуиция, дай бог.
— Это верно, — согласился Дан. — Почти как у тебя.
— Физиология, — продолжил Маран, пропустив комплимент или констатацию факта,
— Пожалуй, — пробормотал Дан. — Но ответ шефа. А что ты на этот счет думаешь?
— А что мне думать? Сам ведь видел, как я чуть не провалил все дело на Эдуре. Командир! Таких работничков надо в шею гнать, а не командование экспедициями поручать!
— Это тебе шеф сказал? — усмехнулся Дан.
— Да нет! То, что он сказал, я тебе уже изложил. Почти дословно. А больше ничего. Хоть я и наделал кучу ошибок.
— Ты просто чересчур к себе строг.
— Не думаю.
— Однако шеф, как я понимаю, иного мнения.
— Дело не в этом. Он просто знаток человеческих душ. Он быстро понял, что я обычно стараюсь…
— Разбираться со своими ошибками сам?
— Именно. Что касается… проблемы, о которой мы говорим, до него дошло, что тут я теряю способность мыслить здраво. Потому он и затронул эту тему.
— Но ведь Наи — его дочь, — возразил Дан. — Он не боится, что у вас все разладится?
— Нет. Он обладает уникальной способностью ощущать чужую цивилизацию, как свою. Наши бакнианские установки, система отношений — он уже все в себя впитал… То, что привязывает меня к Наи, разрушить невозможно, это для него очевидно. А остальное, по его мнению, мелочи.
— Может, и так, — пробормотал Дан задумчиво.
— Да. А может, при подобном подходе к делу просто удобнее жить. И, естественно, работать. Потому и я… Впрочем, это на данный момент неактуально. Я что тебе хотел сказать? Будь очень внимателен и осторожен. Начинается самая опасная фаза.
Он «пришпорил» своего скакуна ударом ноги и поехал прочь.
— Фаза чего? Что ты собраешься делать? — негромко, рассчитывая на включенную связь, спросил Дан вдогонку и услышал ответ уже по «кому».
— Собираюсь попробовать себя в стратегии.
— Вот как? Маренго или Аустерлиц? — спросил Дан насмешливо.
— Канны, — ответил Маран в том же тоне.
Дан рассмеялся было, но поперхнулся. Он вдруг понял, что Маран не шутит. О дьявол! Он хотел окликнуть Марана, но расслышал еще неясные, но уже близкие голоса и понял, что тот вернулся к Бетлоану. Проклятье… Он поехал дальше в полном смятении, пытаясь убедить себя, что ослышался, неправильно понял, не сошел же Маран с ума в самом деле! Увы, разрешить свои сомнения он не мог, правда, сам Маран молчал, но через «ком» до него все время доносились близкие голоса, вначале Бетлоан обсуждал с кем-то очередную ночную стычку, потом в зоне слышимости появился Паомес и стал рассказывать правителю про земледелие, Бетлоан говорить своему советнику не мешал, однако, когда тот закончил, то ли к облегчению Дана, то ли все-таки к огорчению, пренебрежительно назвал доклад Паомеса болтовней, на что Паомес обиженно возразил, сославшись на существование племен, которые именно за счет земледелия и живут. Тогда Бетлоан обратился к Марану с примерно тем же вопросом, с каким позавчера приходил к Дану Паомес. Маран, которого Дан не преминул предупредить, начал рассказывать правителю о коретах, но это была совсем иная история, Дан излагал факты, и
К исходу дня местность изменилась, появились разбросанные по степи одиночные холмы и небольшие леса. Вскоре отряд, превратившийся за счет постоянного притока новых людей, в маленькую армию, подъехал к лагерю, наверняка недавно разбитому и, скорее всего, временному, от тех становищ, которые они миновали по пути, да и от виденных Даном в записи, он отличался отсутствием забора и очагов, только несколько костров горели между палатками. Да и трава была почти не вытоптана, не проложено тропинок, не бегали дети, не суетились женщины. Здесь, наверно, намечался привал, всадники стали останавливаться, спешиваться и привязывать каотов ко вбитым в землю колышкам на длинных ремнях, позволявших животным свободно щипать траву. Дан среди прочих слез с «коня» и опустился на небольшой бугорок, постаравшись сесть, а не свалиться, он совершенно выбился из сил, ныли все мышцы. Кочевники вокруг признаков усталости не выказывали, привыкли небось проводить в седле целый день. Села лишь небольшая часть участников похода, в основном, те, кто был рангом повыше, остальные ставили новые палатки, разжигали костры, женщины, несколько женщин тут все же оказалось, наверняка те, кого отряд привез с собой, ставили прямо в огонь горшки с заранее приготовленным, как позднее выяснилось, мясом, сваренным, пересыпанным травами и политым для сохранности кислым вином. Осмотревшись, Дан понял, что лагерь имеет некую структуру, палатки стояли не как попало, а по окружности, перед ними цепочкой тянулись костры, тоже образуя замкнутый круг, внутри которого и паслась большая часть каотов.
Марана видно не было, скорее всего, его удерживал при себе Бетлоан, опасаясь, что если они с Даном окажутся вместе в полевых условиях, им будет проще сбежать, опасаясь не без оснований, отметил про себя Дан и огляделся, дабы проверить, стерегут ли его по-прежнему бдительно. Стражей своих он давно уже знал в лицо и мог теперь убедиться, что все они находятся в его поле зрения. Собственно, и будь они за сотню километров, это ничего не изменило бы, даже если б ему удалось сесть в седло и отъехать, в погоню кинулась бы половина лагеря. Он вздохнул.
— Что-нибудь не так? — спросил незаметно подошедший Маран.
— Да вот, сторожей своих пересчитываю.
— Охрана у тебя дай бог, — согласился Маран.
— Конечно, шесть человек не так много, но…
— Это всего лишь первый эшелон.
— То есть?
— За каждым из них постоянно наблюдают трое. Если что-то случится, ну допустим, ты обезоружишь или собьешь одного из шестерых с ног, его сразу же заменят трое новых. Система весьма эффективная.
— Ты уверен?
— Ты забыл о моей прежней специальности, — сказал Маран с кривой усмешкой, которая появлялась на его лице всегда, когда он говорил о прошлом. О том прошлом, которое хотел бы забыть. Дела давно минувших дней… Впрочем, не так уж и давно, пять лет срок небольшой, просто столько всякого за это время случилось… Одно Дан знал твердо: чем бы Маран не занимался, смени он хоть тридцать специальностей, профессионалом он был бы всегда. Так что сомневаться в его словах он не стал.