Вторжение
Шрифт:
Оля появилась в глубине сарая. На ней была надета школьная форма, белый фартук, кружевной воротничок.
Ну форменная гимназистка!
— Мам! — укоризненно проговорила она. — Разве так можно? Технику безопасности не соблюдаешь…
— Вот я тебе сейчас дам подзатыльник… Будет тебе безопасная техника!
Надежда Васильевна с притворной строгостью замахнулась на дочь, но та увернулась и, подхватив портфель, побежала со двора.
Оля Русинова в школьном классе, она сидела у окна и смотрела на белый лайнер, застывший у причала, рядом с Графской пристанью.
Может быть, с того места, где в действительности учится юная героиня, знаменитую эту пристань и не видно. Пускай… Белоснежный теплоход существовал в Олином сердце.
— Русинова, — раздался голос учительницы. — О чем ты думаешь? Где ты сейчас? На консультации по русскому языку или в бассейне реки Лимпопо? Ты уверена, что справишься с сочинением на аттестат зрелости?
Оля пожала плечами и ответила:
— Я напишу сочинение о собственной жизни. И зрелости…
Затем, несколько смутившись, школьница добавила:
— Извините, Людмила Павловна.
Под недоуменными взглядами учительницы и одноклассников Оля вышла из класса. Одна из ее подружек многозначительно постучала пальцами по виску.
«Великая Русь» готовилась отдать швартовы, но по-прежнему стояла у севастопольского причала. Пассажиры находились уже на борту, матросы готовятся убрать трап. Оля с дорожной сумкой на плече, в легком цветастом платье бежала через причал. Вахтенный остановил ее:
— Ваш билет, — строго спросил он.
— Я к дяде… Там мой дядя!
— Я тоже дядя, — усмехнулся матрос, — но такой племянницы у меня нет. Билет, девушка, надо.
Он вежливо отстранил Олю и засвистел в нагрудный свисток, одновременно махнув рукой товарищу. Матрос встал на площадку трапа, крича «Вира!» Трап медленно поднимался на борт.
Теплоход «Великая Русь» выходил из бухты. Оля провожала его печальным взором с высокой точки. Понуро брела она по севастопольской улице. Потом вдруг спохватилась, побежала к остановке троллейбуса, прыгнула в него едва ли не на ходу, дверь захлопнулась так, что сумка Оли осталась снаружи, а троллейбус помчался по улице.
Палатка в лесу, который густо покрыл живописный горный склон близ Ялты.
Парни из морской пехоты сидели у костра, пили чай из кружек. Они только что поужинали, ложиться спать было еще рано.
— Может быть, споем, хлопцы! — предложил Иван Гончаренко.
— Начинай, — согласился Андрей.
— Куда же нам без песни, — улыбнулся Алеша Камай. — Приеду домой — соберу селянских ребятишек в хор.
Негромкими голосами парни затянули песню морских пехотинцев. Пели в несколько замедленном темпе, спокойном ритме.
— «Когда бывает грустно на дальнем берегу, мы вспоминаем маму, подругу и жену… Нам плакать неохота — не тот закал души. Морская сверхпехота! Удар! И свет туши…»
Андрей Павлов вдруг перестал петь, насторожился, толкнул Олега Вилкса локтем — они сидели рядом.
Вилкс понимающе кивнул, незаметно нырнул в темноту.
— «Русский остров, Туманный, Казачка приютили достойных парней. Не страшна океанская качка, нипочем им и берег морской…»
На втором куплете Иван прерывает песню.
— Нет, хлопцы, — говорит он, — без Бати нам не вытянуть. Опять же гитары нет. Не тот, хлопцы, кураж.
— Мирная жизнь началась, — объяснил Алеша Камай. — Вот вы и расслабились… Даже боевая песня на голос не ложится.
— Может, стоило мне на сверхсрочную остаться? — поразмыслил вслух Федор Иванов.
А что?! — подхватил Павлов. — Мичман Иванов! Звучит, Федя… Одна фигура твоя чего стоит! Салабоны при виде прапора Федора Тимофеевича какать будут от страха.
— И вовсе я не страшный, — обиделся Иванов.
Ребята добродушно рассмеялись.
Тем временем, Олег с напряжением всматривался в темноту. Он заметил вдруг подкрадывающиеся к костру тени неизвестных людей.
— Не сердись, Федя, — проговорил с улыбкой Андрей. — Без сверхсрочников — нет армии и флота. Вот съездишь домой, повидаешься с Вологдой — и снова в Казачью бухту. Батя бесспорно возьмет тебя в батальон.
— Да, — вздохнул Иван Гончаренко, — сюда бы нашего майора с его гитарой…
Лица бывших морских пехотинцев затуманились… И снова возник перед ними костер, вокруг которого сидели те же парни, но в камуфлированной одежде, отдыхающие на привале после пусть учебного, но сурового боя.
В центре — Александр Иванович Ячменев. Комбат напористо, в наступательном ключе и одновременно с лирическим чувством пел песню, которую только что пробовали исполнить его ребята.
— «Молодцы вездеходы-танкисты, авиаторы тоже нужны… Но горазды других и плечисты те, кто черным беретам верны».
Пока звучала песня, Олег Вилкс пытался определить, что же затевают неизвестные в лесу, ведь они явно окружали его товарищей, сидящих у костра.
Теперь, когда он увидел в руках одного из бандитов нож, сомнения у рижанина исчезли.
Рывок, захват, хороший удар типа шлагбаум — один из злоумышленников был обезврежен.
А майор Ячменев в воспоминаниях парней продолжал петь:
— «Когда бывает трудно на дальнем берегу, мы вспоминаем маму, подругу и жену… Нам плакать неохота — не тот закал души. Морская сверхпехота! Удар! И свет туши…»
На Олега Вилкса набросился еще один боевик. Вырубив и его, Вилкс закричал:
— Полундра!
Андрей Павлов молниеносным движением набросил на костер куртку.