Вторжение
Шрифт:
— Вот видите!
— Сталин взял в руки книгу Шафаревича и сразу открыл ее на 365-й странице.
— Вот послушайте: «Смерть человечества является не только мысленным результатом социализма — она составляет цель социализма». Каково!
— Отдельно взятая фраза эта, конечно, шокирует, — согласился писатель. — Но до нее были триста шестьдесят страниц, на которых Шафаревич рассмотрел воззрения видных теоретиков хилиастического и государственного социализма, от Платона до Бухарина.
Едва Станислав Гагарин закончил фразу, как вдруг почувствовал: стремительно принялись раздвигаться стены его кухни, решительно двинулся вверх потолок. Писателя качнуло, и чтобы не упасть с табуретки, он ухватился за край стола. Ощутив, что пол остается неподвижным, успокоился и глянул на товарища Сталина.
Но его не было. В окно же кухни, ставшее теперь размером со стеклянную стену аэропорта в Куала-Лумпуре, заглядывала хищная, величиной со средний автобус морда тираннозавра.
— Это вы, товарищ Сталин? — прокричал, не удивившись, хозяин квартиры.
— Узнали? — спросил тираннозавр. — Извините за неожиданность метаморфозы. Захотелось, понимаешь, показать вам еще одного себя.
— Таким я уже был, — проговорил писатель. — Тут наши ипостаси совпадают. Но мне довелось ощутить себя и муравьем.
Ящер вздохнул, и Станислав Гагарин вдруг почувствовал жалость к зверюге.
— Муравьем не могу… Едем дес зайнем, — грустно произнес тираннозавр. — Каждому свое… Закройте глаза!
Станислав Гагарин повиновался.
Через минуту сочинитель почувствовал: прежняя кухня восстановилась, и увидел, что вождь как ни в чем не бывало поднимается с табуретки, чтоб подогреть порядком остывший чайник.
Некоторое время они молчали.
— Вам нравится обладать хоть какой-то властью над людьми? — неожиданно спросил Сталин.
Писатель удивленно глянул на него. Вопрос не вытекал как будто бы из предыдущего разговора.
— Прежде не задумывался об этом, — неторопливо сложил он фразу. — Хотя… Если кинуть мою жизнь на разборку… Коль скоро выбрал камерную профессию, требующую уединенности, келейного образа жизни, то, видимо, это произошло не случайно.
— Писатель ведь тоже властитель, — возразил вождь. — Над человеческими душами, понимаешь!
Станислав Гагарин с сомнением хмыкнул.
— То власть иная… Вы спрашивали о другой. О ней я тоже думал, когда решался стоит или не стоит брать власть в «Отечестве». Вы знаете, несколько дней пытал собственную душу: получу ли удовольствие от того, что буду командовать людьми. Конечно, опыт у меня подобной ипостаси был, но давнишний, дописательский, морской. Это вовсе другое. На корабле отношения между людьми определяет устав.
— И к какому выводу пришли?
— Понял, что любая власть для меня отвратна, она мне в тягость, никогда и никакой радости не принесет, я буду тяготиться властью. И когда осознал это, решил, что имею моральное право взять власть в собственные руки. Только так! Тот, кто жаждет власти, стремится к ней, упивается властью — опасный человек. Ибо само стремление к власти — безнравственно.
— Вам повезло, — вздохнул Сталин. — Годы писательства, когда у вас не было ни начальников, понимаешь, ни подчиненных, крепко умудрили бывшего моряка. Да, умный человек всегда рано или поздно разочаруется в обладании властью. К сожалению, прозреваешь на сей счет слишком поздно.
Вождь снова вздохнул.
— Но теперь вот вам, молодой человек, обладание властью не страшно… Вы рассматриваете власть как обузу, тяжкий крест, который добровольно взвалили на себя и достойно несете в это нелегкое, понимаешь, время, когда ломехузы готовят операцию «Вторжение». И вы отдаете себе отчет в том, что крест этот опасная ноша.
— Взялся за гуж…
— Вот-вот, — ответил Сталин. — Когда-то я поставил перед собой задачу добиться абсолютной, ничем не ограниченной власти. И эта задача товарищем Сталиным была решена, понимаешь, целиком и полностью. В этом не сомневаются и враги товарища Сталина. Такой власти не было ни у кого, за всю историю человечества. И что? Можете ли вы назвать товарища Сталина счастливым? Никогда вождь им не был…
«А я сам? — подумал писатель. — Знакомо ли мне ощущение счастья? Ведь сейчас меня не радует ничего. Разве что новые страницы вот этого необычного, похожего на капустный кочан романа, который пишу, где придется: на Власихе, в Голицынском доме творчества, в вагоне электрички… Буду скоро писать его в Аргентине и Уругвае, куда подамся с Верой через месяц. Потом на Крымском полуострове, туда я вроде бы не собирался, но побываю там, это точно.
Я превратился в наркомана.
Лишь порция листков, исписанных моим корявым почерком, придает мне новый импульс жизнедеятельности. Да еще меня будут радовать, видимо, книги, выпущенные «Отечеством». Конечно, они появятся, обязательно появятся с пометкой на титуле: «Изготовлено Российским творческим объединением «Отечество».
Да вот еще кино… Неплохо бы и его затеять».
Наступила пауза. Вождь молчал, думал о чем-то своем, писатель так и не научился читать мысли товарища Сталина, если тот не вступал с ним в телепатический контакт по собственному желанию.
«Постой, постой! — сказал себе Станислав Гагарин. — А Вера? Разве ты не ощущаешь себя счастливым от того, что она вот-вот появится здесь, вызванная товарищем Сталиным из Екатеринбурга, нынешнего пока Свердловска? Черт побери, когда ее земляки остервенятся и сменят название города… Я вот не могу даже на бумаге изображать имя цареубийцы, палача казаков, но до чего же конформистский народ живет на Урале! Наследие демидовщины? Опять перебросился мыслью… Ведь думал о самом светлом, что есть в моей жизни. Да, именно существование Веры делало и делает меня счастливым. Воистину так!»
— Вы правы, молодой человек. У меня, увы, не было такой женщины, — в третий раз вздохнул Иосиф Виссарионович. — Можете передать ей от меня привет.
В холле раздался вдруг мелодичный звонок.
— Какой привет! — вскричал писатель. — Это же она, собственной персоной… Сейчас я с вами ее познакомлю.
Он бросился в прихожую встречать жену.
После нежного поцелуя мужа Вера Васильевна высвободилась из его объятия и повела носом.
— Опять с кем-то курил? — спросила она, улыбаясь.
Подоспевший Николай Юсов внес в прихожую чемодан тещи. Он показал сигарету в кулаке и мотнул головой, докурю, мол, на лестничной площадке…
— Да-да! — воскликнул Станислав Гагарин. — Идем скорее на кухню. Там ждет тебя необычный сюрприз.
Он едва позволил жене раздеться и увлек в небольшой, заставленный книгами холл, откуда вела дверь на кухню.
Заинтригованная Вера Васильевна последовала за мужем.
Пахло трубочным табаком «Золотое руно» и хорошим бразильским кофе.
— Паек писательский выкупил? — деловито спросила Вера Васильевна, оглядывая стол, на котором дымились две чашки кофе. — Подгадал подготовить к моему появлению? Спасибо, дорогой. Это и есть сюрприз?