Вторжение
Шрифт:
Но Наталья опередила:
— Вроде бы не знаешь? Да в клубе. Кино новое показывали.
Она виновато опустила глаза и прошла в комнату. На кровати лежала, разметав руки и слегка посапывая, Верочка. На полу валялась раскрытая книга. Наталья подняла ее, взглянула на обложку: "Красное и черное". Она сунула книжку в этажерку и, быстро раздевшись, легко взобралась на кровать, перешагнула через сестренку и — под одеяло.
— Ой, ты холодная, как ледяшка! — спросонья буркнула Верочка.
— Погрей, я вся иззяблась, — прижимаясь к сестренке, сказала Наталья.
—
— Какая картина! На танцах была, — шепнула Наталья и призналась: — Я туфли испортила. Только папе не говори…
Скоро послышалось сонное дыхание сестренки. А Наталья еще долго лежала с открытыми глазами и беспокойно думала, зачем она понадобилась этому военному, с какой стати он поджидал ее?.. "Тоже мне — ухажер! Гвоздя не мог согнуть!" — усмехнулась она, с головой кутаясь в одеяло.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Поутру Наталья любила, не одеваясь, в одном ситцевом платье выходить на улицу и подолгу стоять, чувствуя, как наливается свежестью тело. Этой своей давней привычке она не изменяла и зимой, в морозы, если даже приходилось что–нибудь делать в палисаднике или носить воду в кадку, что стояла в сенцах.
Когда проснулась нынче, в густо запушенные инеем окна едва пробивался свет. Вышла на улицу и удивилась — как распогодилось! Какой простор и какая звонкая слышимость! Небо высокое, без единого облачка. Акации с колючками на золеной коре и кусты сирени под окнами стояли мохнатые от инея, в задумчивой тиши, и ни одна ветка не шевелилась, только синица, весело попискивая, перелетала с куста на куст, стряхивала с нижних веток снежинки. Под лучами только что взошедшего солнца румянели и окна, и сугробистое поле, и даже столбы дыма, круто и лениво поднимавшиеся из труб.
Наталья на скорую руку поправила волосы, и в платье с закатанными рукавами пошла за водой. Колодец был у сухого лога, через который проходила переметенная снегом дорога. Позванивая ведрами, Наталья шла торопливо: надо было успеть прополоскать и вывесить белье, а потом идти на медпункт.
Возле сруба и на самом венце за ночь напластался лед. Из колодца шел белый теплый пар. Подцепив ведро воды, Наталья прикоснулась было к железной рукоятке барабана, но тотчас отдернула руку, почуяв, как пальцы в одно мгновение пристыли к металлу. Она подышала на пальцы, стараясь их отогреть.
В это время из лога вымахнул на горку знакомый ей капитан. Она узнала его и отвернулась, ожидая, что вот–вот подъедет. Но лыжи проскрипели не останавливаясь.
Что–то екнуло в душе у Натальи, она резко повернулась, ведро упало наземь и звякнуло.
Завьялов оглянулся. Из–под выбившихся на лоб волос на нее глядели голубые удивленные глаза.
— Рад вас видеть! Право, не узнал. Богатой станете!
— А я думала, что в приметы верят одни старушки.
— Это я так… Поговорки ради… — Завьялов хотел найти теплые, душевные слова, но так и не смог; поспешно подойдя к самому колодцу, хотел помочь отнести ведра.
— Не надо. Я сама… — возразила она и попросила только на минутку рукавицу. Надев ее, Наталья начала
Звякнув цепью, змеисто поползшей по срубу, Наталья повела глазами на капитана, как бы давая понять, что пора идти, и взяла ведра. Завьялов предложил ей донести воду, по она снова отказалась. Тогда он, дав волю чувствам, смело шагнул за ней. "Все равно… Все равно!" — лихорадочно шептал он.
— Вы что–то все молчите? — неожиданно спросила Наталья.
— Обстановка не та… Морозы… — невпопад ответил он.
— Какой вы, однако, догадливый… — усмехнулась Наталья.
И вдруг Завьялов выпалил сдавленным, глухим голосом:
— Вы не замужем?
Наталья покраснела. В глазах — недобрые, будто вспугнутые, искры.
— А не все ли равно?
— Хотя и правда…
— А что — правда? — Перегнувшись, Наталья посмотрела через плечо в упор. Из ведра плеснула на ноги капитану вода. — Извините.
— Ничего… Вода–то хрустальная! Бываете в районе? Мне хочется свидеться…
— Вы все такие, военные? — спросила она, настораживаясь.
— К-какие? — поперхнувшись, проговорил Петр.
— Не успели познакомиться, уже свидание назначаете?
Завьялов нахмурился, глядя себе под ноги.
— Ой, а вы, кажется, и обидчивый! — Она метнула бровями, обнажила в улыбке зубы. И уже на повороте стежки, Щуря глаза от ослепительно–жгучего снега, как бы невзначай Обронила:
— Будет время — приеду…
— Жду вас! — почти шепотом произнес Завьялов и, оттолкнувшись палками, пошел широким, забористым шагом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Бывают знакомства, которые и радуют и тревожат.
Расставшись с Натальей, Завьялов долго не виделся с нею и все дни тешил и терзал себя ожиданием. В часы службы в военкомате он не находил покоя и, за какое бы дело ни брался, куда бы ни шел, не переставал думать о ней. И чем больше думал, тем сумрачнее и молчаливее становился. Порой он вдруг слышал стук в дверь и радостно вздрагивал: казалось, сейчас откроется дверь, войдет она и скажет, сияя черными глазами: "Это вы? Заждались? Вот я и приехала!"
Но это была игра воображения, после чего Петр всякий раз испытывал досаду. Иногда вкрадывались сомнения, что Наталья пошутила. И все же он надеялся. Непрестанно думая о ней, Петр словно воочию видел еле скрываемое потаенное желание в ее глазах, и уже это давало ему повод утешать себя, что и в ее сердце живут такие же чувства и, видимо, нужно только выждать, чтобы эти чувства окрепли.