Вторжение

Соколов Василий Дмитриевич

Вот она неотрывно следит за тем, как медленно удаляется Завьялов. "Идти бы и идти с ним, ни в чем не сомневаясь", — шепчут ее губы.

Наталья как бы очнулась. "Что это я? К чему это?"

Она заставила себя думать о том, что надо сделать по дому. Ну, ясно комнаты еще не убраны, и обод надо приготовить…

Наталья долго искала веник, но, кроме куцего окамелка, ничего не нашла. В сенцах приставила к стене лесенку, забралась на чердак, надергала из вязанки красноталовых прутьев, связала веник. Обмакнула его в кадку с водой и начала мести пол. Пестрый

котенок не сводил с нее глаз, весь напряженный и собранный, в который раз готовился к прыжку и опять не решался броситься. Но вот он мелькает рыже–белым пятном, кольцует пушистый хвост у ее ног, потом шаром перекатывается через веник, стараясь прижать его лапами. Наталья не замечает ни самого котенка, ни его шалостей. Руки ее также механически двигались, мысли были также далеко.

Неторопливо тянется время. Наталья заправила щи, поставила чугунок на угли. До обеда еще далеко, можно заняться и рукоделием. В руках у нее вышивка. Отец любит после обеда вздремнуть полчасика, не раздеваясь. Наталья давно задумала вышить ему подушечку, чтобы не брал большую пуховую с кровати, не подкладывал под голову овчинный кожух. Вышивает крестом. Привычные пальцы, едва касаясь тоненькой иголочки, заставляют ее вылезать то с одной, то с другой стороны атласной ткани.

Волосы падают ей на глаза. Не спеша ищет она в волосах заколку, чтобы поправить ее. Размеренно, мягко щелкает маятник часов. Скоро двенадцать. Как медленно тянется время! Наталья изумляется: что же она наделала? Черная нить, которой нужно было вышить два креста, поползла вниз, протянулась до самого края…

"И где только думы твои, девочка! — всплеснула руками Наталья. И тут же подумала: — А почему бы не разобраться в этом? Почему?"

Порывисто встала, прошлась по комнате, не удержалась, чтобы не заглянуть в окно. Вон и стежка, по которой она шла с Завьяловым. Он держался в сторонке, видимо, заботясь о ней, оберегая от пересудов. А потом эта бесшабашная езда… Стелется поземка, мгла скрывает все вокруг. Тогда она этого не ощущала. Ей было тепло от его прикосновения, от светящихся в темноте глаз…

Кажется — так давно это было! Просто не верится, что вчера. Она оглядывает комнату и видит до мелочей знакомые вещи. Они возвращают ее к чему–то старому, давно пережитому; в сознании последние события как–то странно отодвигали прочь внешний мир, и даже личные дорогие вещи становились ненужными…

"Будто в вечность погружаешься. Живешь здесь одна как заколдованная. Не хочу я такой жизни!" — думает Наталья, а сама чувствует, как на глаза навертываются слезы. И, чтобы утешить себя, вновь подходит к окну. Ей вспоминается детство, девичья пора.

Будучи маленькой, Наташа любила привычные домашние покой и ласку. К отцу относилась с доверчивой нежностью. Тогда же узнала, что матери у нее нет, куда–то уехала, набитая дура, как говорил отец. Она не сразу этому поверила, а когда поверила, на ее исхудалом личике появилась совсем недетская озабоченность.

— Как жить–то станешь, дочка? — спрашивал отец, притягивая ее к себе.

Задумчивая,

она отвечала тихо:

— Как ты.

— Как же это?

Наташа начинала объяснять, но слов не хватало, и она, смущенная, умолкала.

— Не тужи, дочка. Проживем и без мамы. Ты уже взрослая…

Успокаивая, отец неловко гладил ее по плечу. Однажды она рассказала о своем решении стать врачом. Отец удивился, но горячо поддержал это желание.

— Молодец! Уж что может лучше быть? Продлять людям жизнь!

По вечерам Наташа слышала его горячий, молящий шепот:

— Господи, не оставь отроковицу чистую! Не дай заблудиться среди горя и зла!

— Чего это, батя? — испуганно спрашивала дочь, подбегая к нему.

— О тебе пекусь. Счастья тебе молю. — Игнат обнимал дочку, и они стояли рядом, взволнованные одним и тем же большим чувством.

С их переездом в село мало что изменилось в жизни Наташи. Мачеху она уважала, но никогда не любила и потому не могла привязаться к ней. По–прежнему все свои обиды и радости поверяла отцу, но об увлечениях своих, о первой любви — никогда ни слова. И он не спрашивал.

Так проходили месяцы, годы. Душевный подъем, радостное возбуждение сменялось тоскливым настроением, когда ничего не хотелось делать, когда без конца, с надоедливым постоянством приходила одна и та же мысль: "А в чем же счастье? Где оно?"

В такие дни все валилось из рук, и, сидя за книгой, она только делала вид, что занимается.

Незаметно для себя от случайных мыслей пришла к убеждению, что и отец не знает, что такое настоящее счастье, что он просто добрый и привык довольствоваться малым в жизни.

Позже она уже пытливо всматривалась в юношеские лица, искала развлечений, нарядов.

Когда уезжала в медицинский институт, робко заметила отцу:

— Пальто бы мне сшить к зиме новое. Короткое стало.

— Ох, доченька, и не знаю, как выйдет. Пальто сшить — не ложку купить. Да уж ладно, выкрою деньжонок.

В душе она не переставала надеяться на что–то лучшее в жизни, по крайней мере не хотела обременять отца. И когда Алексей сделал предложение, она не колеблясь дала согласие. Он нравился ей своим простым, хотя и несколько угловатым характером. Особенно по душе было завидное его трудолюбие. Ведь перед тем как пожениться, Алексей получил диплом в строительном техникуме, пошел на завод монтажником, а минуло полгода стал бригадиром. "Упорный", — отмечала про себя Наталья и радовалась, что оба они поднимаются по крутой лесенке, которая сулит им счастье…

От воспоминаний Наталью отвлекло неприятное ощущение холода. Удивилась, что все еще стоит в своем легком домашнем платье у окна, касаясь плечом холодной стены.

Раздались шаги в сенцах. По движениям, медлительным и грузным, догадалась, что пришел отец.

— Обед еще не сварила? — спросил он прямо с порога и, как показалось Наталье, непривычно сухо.

"Неужели все знает?.." — мелькнуло в голове Натальи.

— Есть хочешь, да?

— Не так чтоб… Уморился дюже, полежать хочу.