Вторжение
Шрифт:
— Я знаю, — серьёзно сказала она. Холли прижала к себе мягкую зверюшку. — Скотт разрешил мне взять её… А ты знаешь, что лучший друг Питера Уилсона — чёрный мальчик?
Тим покачал головой.
— Только когда Скотт рассказал вечером.
Холли нахмурилась, размышляя.
— Значит, Скотт знает его, да, папа?
— Да, Скотт много чего знает. А теперь почему бы тебе снова не заснуть? Почти утро.
Наклонившись, Тим поцеловал её. Холли закрыла глаза. Через минуту она опять погрузилась в сон.
— Ничего особенного, — вернувшись в их спальню, сообщил Тим. — Она говорит, что услышала, как бродит Питер Уилсон. Я думаю, ей захотелось почувствовать внимание к себе.
Но Лиз уже не лежала в постели. Она стояла у одного из окон, разведя тяжёлые складки шторы.
— Посмотри туда, вниз, — сказала она.
За окном, в слабом свете полумесяца Тим увидел рядом с дубом тёмный силуэт фигуры. У ствола стояло прислонённое ружьё. Чили Амброс смотрел в сторону длинного пологого склона поляны — бессонный часовой.
— Этот человек наводит на меня страх, — сказала Лиз. — Он убийца.
Осторожно, стараясь не делать лишних движений, они вернулись в постель, словно это было незнакомое ложе, стоящее в чужом доме. Лиз придвинулась поближе к Тиму и положила ему голову на плечо.
— Тим, я больше не могу этого выдержать. Что нам делать?
— Первым делом, постараться заснуть. — Он поцеловал её в щёку. — В противном случае ни ты, ни я не сможем соображать.
Наконец, когда от первых лучей рассвета порозовел краешек горизонта, они уснули. Но всего через три часа Скотт и Холли ввалились в их спальню, чтобы по традиции поздороваться с ними воскресным утром.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Воскресное утро началось с привычных игр. Холли, выкарабкавшись из-под лёгкого летнего одеяла, подтянула к себе один из башмаков Тима и тиская его, торопливо сползла с кроватки. Скотт со свойственной ему обстоятельностью был куда более настойчив и громогласен. Он стоял рядом с изголовьем Лиз, надоедая ей градом вопросов о положении в доме.
— Скотт, прошу тебя! — Лиз положила на голову подушку, надеясь таким образом заглушить звуки начинающегося утра.
Тим протестующе ткнул ногой по направлению к центру кровати. Мать и отец ещё несколько минут делали вид, что спят, но наконец стали просыпаться, медленно и неохотно. Лиз села, переводя взгляд со Скотта на Холли.
— С вами всё в порядке? — У Лиз перед глазами стояли сцены вчерашнего вечера — чёрные лица, оружие, юридические бумаги. Она напряглась, чувствуя, что в Фейрхилле присутствует нечто, чуждое ему и её снова охватил страх.
— Конечно, — сказал Скотт. — Все встали. Мы уже виделись с ними.
— Мистер Уиггинс голоден, — добавила Холли. Её тон намекал, что мама несёт личную ответственность за насыщение голодной пасти Пёрли Уиггинса.
— Бен Стил сказал, что мы не должны отправляться в воскресную школу, — сообщил Скотт. Его информация предназначалась для отца, верховной власти по уик-эндам, дабы он не отменил благо, дарованное незнакомцем.
— Совершенно верно. Сегодня можете оставаться дома, — сказал Тим. Сев, он зевнул и протёр глаза.
— А где этот Чили Амброс? — спросила Лиз. Воспоминания нахлынули на неё, как грохот встречного поезда.
— Он снаружи, чистит своё ружьё, — весело чирикнула Холли, словно Амброс возделывал клумбу. Холли торжествовала в своей роли утреннего разносчика новостей. — А Скотт собирается пойти погулять с мистером Стилом.
Лиз повернулась к Скотту.
— Из дома — ни шагу. Понял?
Серьёзность её тона смутила мальчика. Он мрачно насупился, готовый возразить, но тут же вспомнил, что и у него есть своя порция новостей.
— Они принесли еду с собой, — сказал он. — Хватит на несколько дней. Пайки и всё такое. И ещё большую электрическую трубу, через которую можно разговаривать.
— Мистер Стил сказал, чтобы ты спустилась и приготовила завтрак, — напомнила Холли.
— Ах, он сказал, вот как? — Лиз выпросталась из постели. — Вы оба обождите в холле, пока мы оденемся.
Ребята вылетели из комнаты, украдкой обмениваясь взглядами — они не могли понять, почему у мамы такое настроение. Было ясно, что появление незнакомцев вызвало значительные изменения в строгом семейном распорядке, хотя причины этого оставались непонятными. Взгляд Скотта дал Холли понять, что они должны держать ушки на макушке, чтобы при первой же возможности использовать эти вольности. Вот уже отменена воскресная школа. Может, их ждут и другие победы. Многообещающий день.
Лиз пошла в свою гардеробную.
— Я не буду готовить для этой шайки бандитов, — объявила она. — Какая наглость!
— Давай первым делом оценим ситуацию, — сказал Тим. Тревога, которую вызывало присутствие этих людей внизу, заставила его изменить своим мелким утренним привычкам. Так, чистя зубы в ванной, он продолжал оставаться в пижаме, хотя обычно он сначала одевался, а потом брался за зубную щётку.
— Они могут готовить для себя сами, — сказала Лиз. Её душили и ярость и беспокойство, но она понимала, что прежде, чем спуститься вниз, она обязана обуздать свои эмоции. Остановившись перед длинным рядом вешалок с одеждой, она попыталась сконцентрироваться. В это утро жизненно важно было правильно подобрать гардероб. Выбрав узкие брюки и блузку, она отбросила эту идею, представив, как такие брюки будут обрисовывать линию бёдер. Часто в воскресенье утром она надевала простые рабочие джинсы, но сегодня они могут как-то унизить её. Наконец она взяла широкое шерстяное платье, складки которого свободно свисали с плеч. Пока Тим брился, она внимательно рассмотрела себя в зеркале. Она предпочитала одежду, которая плотно облегала тело — но только не сегодня. Этот наряд был простой, строгий и не вызывающий. Сегодня она будет Миссис Бесполая. Перед глазами у неё стоял образ Бена Стила — надменного, властного, чёрного, со странным притягательным обаянием.
По воскресеньям Тим обретал привычный внешний вид. За исключением редких случаев, когда он посещал службы в церкви Троицы в Принстоне, Тим натягивал лёгкие брюки и старую спортивную рубашку, напоминавшую окраской выцветшую мешковину.
В сопровождении детей Лиз и Тим спустились по полукруглой лестнице с полированными дубовыми перилами. Из узких стеклянных панелей парадной двери в холл падали продолговатые полосы света. Справа открывалась знакомая гостиная, мебель в которой была накрыта ярко-жёлтыми летними чехлами; в ней стояло утреннее молчание. Слева, в столовой, аккуратной шеренгой, как восемь солдат на параде, выстроились стулья с высокими спинками. Было слышно, как дятел отбивает яростную дробь на сухой сосне. Фейрхилл встречал обычный день. И тут они услышали звуки на кухне — звяканье посуды и хриплые голоса налётчиков.