Введение в человечность
Шрифт:
Я только усами качал. Вот так страсти бушуют в человеческих головах, а я всегда думал, что если люди такие большие, то их пробить чем-нибудь очень трудно. Видать, зверски ошибся.
– Да, - говорю сочувственно, - влип ты в непищевую органику, парень, по самые усы. С Нового года уж больше двух недель прошло. Чем собирался заниматься-то? Работу, похоже, не ищешь.
– Не-а, не ищу, - честно признался Ферзиков и весело улыбнулся.
– Но точно знаю, что в эти гнилые продажные конторы больше ни ногой. На станцию позвонить надо, может, обратно возьмут. Не охота, честно говоря,
– Не расстраивайся, - попытался я его успокоить, - заработаем, новую купишь. Мне, например, БМВ нравятся, расшифровываются правильно знаешь как? Бегун Может Все... Все к лучшему. Со мной познакомился, значит жизнь налаживается... И из трущобы этой переедешь. Честно говоря, хреноватая квартирка. Сырая очень.
– Дерьмовая, - согласился Вася, - и та не моя. Моя здесь только эта комната. От тетки в наследство досталась. Продать ее невозможно, полуподвал ничего не стоит, вот и приходится жить. Хорошо хоть с соседями повезло. Матвеевна по стране мотается, у нее дети и внуки где только не живут. Еремеевы целыми днями на работе, а как приходят, пожрать и баиньки. Устают. У них ларьки с пельменями по всему городу раскиданы. Старик Алексеич в больнице по полгода лежит. Так что я практически единственный реальный жилец этой халупы. А чего, все удобства на месте! Еще бы жрачка сама в холодильнике росла, вообще кайф.
– Слушай, Василий, - сказал я, - а сколько тебе лет?
– Мне? Тридцатник скоро. А что?
– Ничего. Старый ты уже. Мы столько не живем.
Ферзиков рассмеялся:
– Ха!... Так вы ж насекомые, вам и не положено. Прикинь, если б таракан, как человек семьдесят лет жил, сколько б вашего брата на Земле расплодилось? Другим бы места не осталось, так?
– Наверное, - подумал я, представив себя дремучим стариком в окружении миллионов потомков, - да. Ты прав. Каждому свой век. Слушай, не думай пока про станцию. Я почему-то верю, что тебя туда в любой момент с радостью возьмут. Давай лучше нашим делом займемся. Бегами... Хорошо? У нас все получится, обещаю тебе!
– Обещаешь?
– Слово Агамемнона!
Я хотел еще что-то добавить, но тут из прихожей донесся звонок.
– Кого там еще несет?
– проворчал Вася и поднялся из-за стола.
– Не убегай никуда, ладно? Я сейчас посмотрю и вернусь.
Ферзиков вышел, и я вновь остался наедине с собственными мыслями. Мне стало тогда отчего то вдруг страшно. Я даже подумал - экую кашу ты, Агамемнон, завариваешь! Хорошо бы только свои мечты воплощать, так нет, подрядил еще и людей. А вдруг ничего не выйдет? А вдруг ты не такой уж выдающийся спортсмен, как думаешь, ведь соперников-то еще и в глаза не видел? А вдруг... Сплошные "вдруги".
"Стоп, Агамемнон", - затормозил я свои наихудшие предположения. Нельзя так! Уж, коль решил, надо идти до конца. Как там говориться - или пан, или пропал? Пошел ва-банк, держи удар, а там - будь, что будет. Но чутье подсказывало, что все обернется благополучно, хоть и трудностей преодолеть предстоит еще ого-го сколько!
Васю
Слово Агамемнона! Обещаю.
Пришел Кабаков. Он ввалился в комнату вслед за Ферзиковым, и на лице его сияла лучезарная улыбка. Видать, допил, подлец, Васькину водку.
Усевшись за стол на хозяйское место, он громко спросил:
– Ну что, авантюристы, с какой новости начинать, плохой или хорошей?
– Давай с плохой, - попросил я. Мне больше нравится, когда на закуску оставляют добрые вести.
– Нет уж, - покачал головой Олег, - давайте начнем с хорошей. А то, я боюсь, плохая из вашей задницы весь спортивный дух выбьет.
Успокоил, так успокоил.
– Короче, Любке я позвонил, и она обещала помочь. За процент из прибыли. Нормально?
– Нормально, - кивнул Вася.
– Сколько она хочет?
– Десять.
– Десять процентов? Вполне, - согласился Ферзиков.
– Нормально, Агамемнон?
Я шевельнул усом, что означало: мне все равно.
– Тогда завтра в восемь вечера надо быть в казино. Василий, у тебя костюм есть?
– Обижаешь!
– улыбнулся Вася.
– Я ж целый год менеджером работал!
– О'кей, а я у папика займу. У нас с ним один размер. Только рост разный... Но это фигня, - Олег махнул рукой и смачно зевнул.
– А-а-у... Теперь, друзья мои, новость похуже. Но выход искать надо, иначе - хана.
Кабаков поднял указательный палец вверх и замолчал.
– Не тяни, - сказал я с нетерпением.
– Я и не тяну. Просто разочаровать боюсь...
– Говори уже!
– крикнул Ферзиков.
– Достал!
– Хорошо. Только ты, Агамемнон, с жизнью расставаться не спеши. У меня кой-какая идейка появилась...
– Олег!
– Все, все, - Кабаков выставил вперед ладони, - сдаюсь. Короче, бега проводятся среди черных тараканов, импортных, а ты у нас рыжий, землячок... В общем, цветом не вышел.
Я не мог поверить. Это как - среди черных? Они ж бегать толком не умеют, танки тихоходные! Вид, конечно, у американцев, посолиднее. Вон, хоть Катерпиллера вспомнить... Несмотря на то, что он метис, такие размеры внушают уважение...
– Ладно бы только цветом, - вздохнул Вася, словно прочитал мои невеселые мысли.
– А чем еще?
– не понял Олег.
– Ты черных видел?
– Не-а...
– Они совсем другие... Здоровые и жирные, как жуки. А наш... Э-эх...
Наступила небольшая пауза, которую нарушил Кабаков:
– Да... моя идейка, значит, пролетает... Недоработочка-с...
– А что за идейка-то?
– у меня еще оставалась надежда.
– Да я хотел тебя фломастером перекрасить... Стал бы черным. Думал, подвох не заметят, а там, видишь...
Василий уселся на диван и уперся кулаком в лоб. Мыслитель мраморный, клоп его побери. С минуту он что-то бубнил себе под нос, а потом опустил руку и поочередно глянул на нас выпученными глазами.