Введение в человечность
Шрифт:
– Что вы!
– возразил было я, но Катерпиллер поднял вверх дрожащую лапу, призывая к молчанию.
– Ты помнишь, что я не люблю, когда меня перебивают? Дай старику выговориться в последний раз... Молчи, Агамемнон, и слушай... Тебя мне сам Бог послал. Я это почувствовал сразу, как только ты здесь появился. Я еще со вчерашнего утра неведомо откуда знал, что должно что-то произойти... И произошло... Сынок, ты видишь, что я не в лучшем состоянии, - мучительно улыбнулся старик.
– Только не надо опровергать моих слов. Я готов к последнему переходу... Но знай, что теперь я спокоен,
Я оглянулся. Вокруг никого не было, только из-за двери торчали чьи-то любопытные усы, но обращать на сей факт внимание в такой час я посчитал ниже собственного достоинства. Катерпиллер тем временем, выдержав многозначительную паузу, закончил:
– ...Ты.
– Я?
– переспросил я, потому что не смог скрыть своего удивления, хоть внутренне давно и приготовился к такому повороту. Интуиция подсказывала. Великая, между прочим, штука.
– Не делай удивленных глаз, - снова улыбнулся Семен.
– Ты ж прекрасно понимаешь, что именно за тем, чтобы высказать тебе последнюю волю, я и звал тебя. И про нее, волю мою, ты уже знал... Так?... Ты... Именно, ты.
Все-таки, удивительный таракан. Он буквально читал мои мысли. Но, с другой стороны, я ведь еще так молод! Кто станет меня слушать? Здесь, наверное, полно своих претендентов на престол предводителя.
– Не беспокойся, - и опять Катерпиллер словно вскрыл мой мозг и прочитал засевшие там сомнения, - все уже в курсе. Никто... Запомни, никто не станет тебе возражать... Они понимают, что без сильной лапы, развитой интуиции и нестандартного ума в этом кабинете нечего делать. Обещай мне, что останешься...
Как я мог ему возразить? Воля умирающего - закон. Я кивнул:
– Обещаю, Семен Обусловович. Клянусь, что не покину ваш... наш народ. Клянусь своей волей и вашей бессмертной душой... Не беспокойтесь, я справлюсь!
– Не сомневаюсь, Агамемнон...
– слабо кивнул усом старик.
– И найди Золю. Не вини ее ни в чем. Он чиста пред тобою...
Последние слова Катерпиллера повергли меня в шок, и я на секунду забыл об умирающем. А когда пришел в себя, Семен уже испустил дух.
Вокруг гриба тут же выросли четверо здоровых часовых, которые парами стали по стойке смирно с обеих сторон покойного, а возле меня оказался тщедушный таракашка, который заорал пронзительным голосом:
– Отец наш умер! Да здравствует отец!
И в ответ прогремело многоголосое, нестерпимо громкое:
– Ура!... Ура!... Ура!!!
А я стоял и думал. Вот ведь, брат Агамемнон, как порой шутит госпожа Судьба. И что будем теперь делать с бегами? Молодой отец, клоп тебя побери.
Тараканы готовились к траурной церемонии, ответственность за которую я возложил на Федю, того мелкого шумного таракана, что объявил о смерти Катерпиллера и провозгласил начало моего правления. Тот был только рад услужить новой власти (мне), поэтому принялся за дело рьяно.
Я же, убедившись, что меня не подведут, отправился путешествовать по коридорам своих новых владений в поисках Золи. Меня терзали противоречивые мысли. Последние слова старика... Не вини Золю... Она чиста... Интересно
– Агам, - неожиданно донесся до меня знакомый голос откуда-то из темной ниши, которую я бы иначе, наверное, проскочил.
– Да?
– встрепенулся я, почувствовав, как мороз сковал мои крылья.
– Агам...
– словно эхо вылетело из темноты, - его... его уже нет?
Я пошел на голос и через несколько секунд почувствовал знакомый запах лосьона. Она...
– Нет, Изольда, его с нами больше нет... Прости...
– За что?
– мне почудилось, что в ее голосе что-то треснуло, и вот-вот наружу хлынет поток соплей, смоющий меня в преисподнюю чувств.
– Так...
– ответил я.
– За то, что посмел сомневаться в тебе... В твоих чувствах...
– Я... Агам...
– я услышал легкий всхлип, лица-то в такой темени было не различить, - я люблю тебя... Агам... я... я... я его...
– Что?
– мне почудилось самое страшное. Неужели она ради нашей любви...
– Да, - Золя словно услышала мои мысли.
– Я убила его... Агам... Ради... ради нашей любви... Скажи, как дальше жить? Как? Как?! Как?!!! Как...
Я обнял трясущуюся в истерике Изольду и крепко прижал к себе. Мы стояли молча очень долго. Я затрудняюсь сказать, сколько прошло времени, прежде чем тело ее, наконец, обмякло и мешком с плесенью повисло на моих лапах.
– Не переживай, - разорвал я тишину своим голосом, который слышал теперь как бы со стороны.
– Не переживай, милая... Теперь все наладится. Я тоже тебя люблю... А Катерпиллер, он... он... он был классным... то есть... он, это самое... он просил ни в чем тебя не винить... В каком возрасте он эта... того?...
– Четыре года... Другие столько не живут... Я... я... я не смогла... Прости...
Я почувствовал, что истерика девушки, взяв лишь небольшую паузу, начинает фонтанировать с новой силой, поэтому плотнее прижал Золю к себе и громко по слогам произнес:
– У-спо-кой-ся, все-по-за-ди! Все!
Ее перестало трясти почти сразу.
– Пойдем домой, - я подхватил ее за переднюю лапку и не спеша вывел из ниши.
– Семен Обусловович назначил меня своим преемником. Так что, обещаю тебе, все будет хорошо. Поняла?! И я уверен, что твой яд на него не очень-то подействовал. Ведь это был яд?... Знаешь, просто пришло время. Он был очень стар. Очень! ТЫ-НЕ-ВИ-НО-ВА-ТА!
Изольда посмотрела на меня таким жалким взглядом, что я чуть не расплакался.
До ее квартиры шли молча. Никого навстречу нам не попадалось, большинство опечаленных тараканов разбрелось по домам, но многие еще оставались в коридорах, примыкающих к бывшему кабинету господина Катерпиллера. И слава Богу. Видеть нового предводителя в роли безумного влюбленного, согласитесь, не лучшее первое впечатление.
Добравшись до коморки, я уложил Изольду на сдвинутые рядом подушки, которые еще хранили запах нашей ночи, дождался, пока она заснет, и тихонечко вышел обратно в катакомбы. Надо было проверить, как идут приготовления к траурной церемонии, а также решить свои вопросы.