Введение в языкознание: курс лекций

Даниленко Валерий Петрович

Лиса. Как и в случае с медведем, данный образ используется в метафорических фразеологизмах, имеющих по преимуществу негативную коннотацию. Несмотря на то, что слово, обозначающее это животное, в русском языке употребляется в женском роде, а во французском – в мужском, но как и в русском языке, этот образ во французских фразеологизмах прежде всего связан с хитростью, лукавостью, изворотливостью, пронырливостью людей, которых сравнивают с лисой: fin (vieux) renard 'законченный (старый) пройдоха (проныра)', agir en renard 'хитрить, лукавить', se confesser au renard 'довериться вероломному человеку', le renard cach'e sa queue 'мастер заметать следы', prendre martre pour renard 'ошибиться, поддаться на обман', vendre la poule au renard 'отдать

курицу лисе, т. е. нанести удар в спину, из-за угла' и т. д.

Собака. Этот образ в русском сознании ассоциируется главным образом с преданностью, тогда как во французском его метафорическая палитра значительно шире. Он имеет во французских фразеологизмах весьма широкую коннотативную семантику, которая является по преимуществу негативной, однако имеются фразеологизмы, где он используется для создания позитивной коннотации. В этом случае с их помощью может подчёркиваться смелость человека, которого сравнивают с собакой (avoir du chien dans le ventre 'быть неробкого десятка') или его уживчивость (frequenter le chien et la chat 'ладить со всеми; буквально: встречаться с собакой и кошкой'). Однако преобладающей здесь оказалась негативная коннотация.

Отнесение фразеологизмов, имеющих в своём составе слово chien 'собака', к человеку привносят в его характеристику самые разнообразные черты: злобность (etre chien 'быть злым как собака', faire le chien enrage 'быть злым как бешеная собака', mauvais chien 'злюка, ехидна; буквально: плохая собака'), раболепие (faire le chien couchant 'ходить на задних лапках, льстить, рассыпаться мелким бесом', chien de garde 'сторожевой пёс'), некрасивость (ressembler `a un chien coiff'e 'быть похожим на чучело огородное; буквально: на причёсанную собаку'), бездомность chien perdu 'бездомная собака'), нахлебничество (chien de la maison 'приживала, нахлебник; домашняя собака'), скрытую враждебность (chien tra^itre 'собака, кусающая исподтишка'), жадность (etre d'un chien 'быть скупердяем'), неуместность (arriver comme un chien dans un jeu de quills 'появиться не вовремя, некстати') и т. п.

Волк. В метафорических фразеологизмах, где упоминается это животное, представлена как позитивная коннотация, так и негативная. В первом случае с образом волка связана по преимуществу сила, опытность (бывалость), закалённость и т. п. положительные качества человека, которого сравнивают с волком (loup blanc (gris) 'матёрый волк', loup de mer 'морской волк, старый моряк' и т. п.). Во втором случае данный образ может привносить в описание человека, которого сравнивают с волком, его показную смелость (avoir un courage de loup 'быть храбрым только против слабых', сложность обстоятельств, в которых он оказался (tenir le loup par les oreilles 'быть в затруднительном положении', суеверный страх перед колдовством (meneur de loups 'колдун' и т. п.).

39. КОНТРАСТИВНАЯ ЛЕКСИКОЛОГИЯ

Контрастивная лексикология выявляет лексическое своеобразие («характер», как сказал бы В. Гумбольдт) изучаемого языка в сравнении с другими. Это своеобразие может заявлять о себе, например, при сравнении языков по степени распространённости в них заимствованной лексики. По наблюдениям чешских авторов (см.: Пособие по лексикологии русского литературного языка / Под ред. Л.В. Копецкого. Прага, 1974), в частности, по числу заимствований русский язык опережает чешский. Вот почему на месте русских заимствований мы обнаруживаем в чешском языке исконные слова: гавань – pristav, марка – znamka, градус – stupen, экватор – rovnik и т. п. Но самым патриотичным среди индоевропейских языков, очевидно, является исландский: «футбол» по-исландски «кнатте-пурна» (пинание мяча), «дыня» – «троллепли» (яблоко великана), «мотороллер» – обозначается исконным сложным словом, в переводе звучащем как «гремящая гадюка», «кинофильм» – как «живой образ», «ракета» –

как «огненный полёт» и т. д.

Исландский язык осуществил мечту главы пуризма в начале XIX в. A.C. Шишкова, предлагающего «галоши» заменить на «мокроступы». Зато другой германский язык – английский – может рассматриваться как чемпион по заимствованиям – из французского. Он чуть ли не наполовину романизирован в связи с завоеванием в Средние века Англии Францией. Список французских слов, вошедших в английский, можно продолжать до бесконечности. Приведу лишь некоторые примеры из книги H.H. Амосовой «Этимологические основы словарного состава современного английского языка» (М., 1956. С. 126): age, army, art, beauty, colour, dinner, dress, enemy, force, government, glory, image, nature, people, reason, religion, paradise, prison, peace, war.

Лексическое своеобразие того или иного языка, бесспорно, может выявляться на уровне полисемии, омонимии, синонимии, гиперонимии и т. п. явлений. Это сделано по отношению к русскому языку в сравнении с чешским, например, в вышеуказанной книге чешских авторов. Возьмём здесь, однако, другую книгу – «Сравнительную типологию французского и русского языков» В.Г. Гака и обратим внимание на особенности лексической полисемии во французском. Среди этих особенностей В.Г. Гак, в частности, указывает на тот факт, что во французском более широко используются зрительные метафоры и метонимии, тогда как в русском – слуховые (так, русское прилагательное «глухой» может использоваться в переносном значении в таких выражениях, как «глухое место», «глухое окно», «глухое платье», что во французском невозможно), зато в нём, в отличие от русского, употребляются такие выражения, как examen blanc «экзамен без оценки, зачёт»; etre vert «быть крепким» и т. п., где употреблены прилагательные со значениями «белый» и «зелёный».

Другой пример: среди русских метафор, возникших в результате переноса наименований с животных на людей, в отличие от французского, не фигурирует «дрозд», зато французы могут сказать о красивом юноше: beau merle. Своеобразие французских тропов часто объясняется наличием в них артиклей и т. п. служебных слов: la jeunesse «молодость, молодежь» – une jeunesse «молодая особа», le fer «железо» – un fer «изделие из железа» и т. п. Но артикли не могут расцениваться как непреодолимое препятствие в языках, где они имеются, для образования тропов. Возьмём, например, строчки из стихотворения Г. Гейне Las ab! «Оставь!»:

Der Tag ist die Nacht verlibt,Der Fr"uhling in den Winter,Das Leben verlibt in den Tod —Und du, du liebest mich!

Она здесь – der Tag «день», der Fr"uhling «весна», das Leben «жизнь», а он – die Nacht «ночь», der Winter «зима», der Tod «смерть», несмотря на неподходящие в большинстве случаев артикли.

Но наибольшее хождение в XX в. приобрёл полевой подход к выявлению лексического своеобразия того или иного языка. Этим мы обязаны в первую очередь неогумбольдтианцам и, в особенности, Л. Вайсгерберу. «Полем» в лингвистике называют те или иные группировки языковых единиц, которые объединены определенным содержанием. Так, Л. Вайсгербер исследовал лексические поля цветообозначений и родственников в разных языках. Он, в частности, обнаружил, что во всех языках имеются отдельные слова для обозначения близких родственников – матери, отца и т. п., но различия между языками возникают, когда речь заходит о лексических обозначениях дальних родственников – тестя и тещи, свекра и свекрови, деверя и золовки и т. п. (см.: Вайсгерберг Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993. С. 109). Неогумбольдтианцы выявили, что разные языки по-разному членят мир с помощью слов, т. е. по-разному его вербализуют (ословливают). Вот лишь некоторые известные примеры: