Вы любите пиццу?
Шрифт:
– Дальше ждать бесполезно. Должно быть, Альдо повел свою англичанку в театр. Он придет в ярость, если увидит, что его поджидают, как малыша.
Но все почувствовали, что рыбак далеко не так спокоен, как хочет это показать. Лауретта принялась бормотать молитву святой Репарате, которую особенно почитала, а Серафина пребывала в таком потрясении, что могла только беззвучно плакать. Дино уже собирался уйти к себе, как вдруг на лестнице послышались шаги, и все застыли, словно изваяния. Почти тут же дверь распахнулась и вошел Альдо, а за ним – Риго. Сперва на инспектора никто не обратил внимания – слишком уж были обрадованы, вновь увидев молодого человека целым и невредимым. Все кинулись обнимать и целовать Альдо, ибо не привыкли выражать радость иным способом. Бросилась к нему и Джельсомина, от волнения позабывшая все свои обиды. Даже невозмутимый Дино нежно сжал плечо племянника, не заметив, что тот машинально отстранился. И только покончив со всеми этими изъявлениями нежности, Гарофани сообразили, что появление полицейского в такой час по меньшей мере странно. Марио, у которого еще не изгладилась из памяти недавняя сцена, заметил:
– Что-то ты зачастил к нам в последнее время а, Риго?
Мать семейства зарделась и бросила на сестру смущенный взгляд. Та улыбнулась. Не ожидая приглашения, Риго уселся.
– А тебе это не по вкусу, Марио?
– Просто я бы хотел точно знать, что в твоих намерениях нет ничего дурного.
Полицейский тихо рассмеялся.
– Тебе не кажется, что такой вопрос к инспектору полиции выглядит довольно смешно?
– Полицейские такие же мужчины, как и все прочие! – нервно бросил Гарофани. – И доказательство тому я видел еще совсем недавно. Ты не забыл?
– Я никогда ничего не забываю, Марио.
И с этими словами Риго слегка повернулся к Серафине. Та опустила голову. Заметив это, Гарофани сразу пришел в бешенство:
– Я тебя вышвырну за дверь, Риго! Понимаешь? Плевать, что ты фараон…
– Полегче, папа, – вмешался Альдо, – кузен Риго только что спас мне жизнь.
В наступившем гробовом молчании молодой человек кратко описал сцену, происшедшую в нескольких шагах от дома. «Не вмешайся вовремя де Сантис, – заключил он, – лежать бы мне сейчас мертвым». За рассказом последовала целая буря криков, проклятий, благодарственных молитв всем святым вперемежку с поцелуями и объятиями. Добряк Марио забыл о ревнивых подозрениях и протянул инспектору руку:
– Спасибо, кузен… Теперь можешь просить у меня что угодно! – Но, видимо вспомнив о ссоре, почел за благо уточнить: – Вернее, почти все…
И, чтобы как-то смягчить это ограничение, толстяк повернулся к жене и великодушно предложил:
– Поцелуй его, мамочка!
Серафина, смущенная и зардевшаяся, как маков цвет, подставила полные щеки целомудренным поцелуям бывшего поклонника. У Джельсомины слезы выступили на глазах. Узнав, в чем дело, Дино умиленно улыбался, ибо в преданности Риго де Сантиса старой любви узнавал свою собственную верность. Зато ни Джованни, ни Лауретта, ни Альдо не поняли, откуда вдруг в комнате возникло какое-то напряжение. Чтобы быстрее покончить с неловкой ситуацией, Марио неестественно бодрым тоном проговорил:
– А теперь, когда все мы достаточно наволновались, пора бы и спать. Надеюсь скоро тебя увидеть снова, Риго… и можешь быть уверен – ты не столкнешься в этом доме с неблагодарностью.
Но Риго, не обращая внимания на протянутую ему руку, спокойно заметил:
– Нет, Марио, вам не удастся так рано лечь спать.
Все вытаращили глаза.
– Кажется, все вы начисто позабыли, что я не только ваш кузен, но и инспектор полиции.
– Ну и что? – явно нервничая, спросил Гарофани.
– А то, что мне непременно точно нужно знать, почему пытались убить того или иного человека.
Мужчины почувствовали, как по их спинам пробежал холодок, а Серафина тихо простонала:
– Риго…
– Знаю-знаю, Фина, – ласково обратился к ней полицейский, – но ты ведь не можешь не понимать, что я меньше, чем кто-либо иной, хотел бы тебя огорчить…
– Что все это значит? – завопил Марио, которому слишком нежный тон инспектора действовал на нервы. – Что за огорчения ты можешь ей причинить? Разве ей есть, в чем себя упрекнуть?
– Ей? О нет, ей-то, бедняжке, не в чем…
– Ты хочешь сказать, что мы…
– Не валяй дурака, Марио, тебе не удастся меня провести. Пусть все сядут.
Риго говорил очень спокойно и тихо, но Гарофани повиновались беспрекословно. Инспектор обвел семейство проницательным взглядом.
– Как я уже говорил, работа постоянно заставляет меня совать нос в чужие дела… Я хочу знать, зачем Альдо и Рокко поехали в Геную. Почему там прикончили одного, а сегодня вечером надумали зарезать и второго…
Марио попытался разыграть полное неведение.
– Альдо и Рокко хотели устроиться на работу…
– Не ври, Марио, не поможет. Альдо и Рокко из тех, кто бегает от работы, а не за ней. Я же знаю вас всех как облупленных! От Дино я бы еще, может, и ожидал такого упорства в поисках работы, но от других… И скажите мне, кстати, почему ваши малыши бегали вчера по всему старому городу, расспрашивая о человеке со шрамом на правой щеке?
– В первый раз слышу!
– Да ну?
– Честное слово. Должно быть, дети придумали какую-то новую игру и искали воображаемого врага… или что-то в этом роде… Наверняка такого типа в природе не существует!
– В том-то и дело, что существует, Марио, вернее, существовал, пока его не нашли этой ночью с ножом в груди на виа андреа Тоскано. Парня звали Тино де Донатис. Ты не слыхал о таком?
– Нет.
– Не умеешь ты врать, Марио. Посмотри на свою жену, на ее сестру, на Лауретту… Хочешь, я допрошу их?
– Они ничего не знают!
– Но ты-то ведь знаешь, Марио…
– Да говорю тебе, я даже не понимаю, о чем ты.
– Хорошо. Я сделал все, что мог… Вы видите во мне врага, и это жестокая ошибка.
– Вот как? – фыркнул Гарофани.
– Именно! Не будь я вашим кузеном, мне ничего не стоило бы выяснить всю подноготную. Ваши малыши не сумели бы долго врать! И как только они признались бы, что это вы приказали им разыскивать Тино де Донатиса, я упек бы вас всех четверых за решетку по подозрению в убийстве! Кто, скажи, упрекнул бы меня за это, а, Марио?
– Клянусь тебе, Риго, мы не убивали его! – в ужасе забормотал перепуганный Гарофани, чувствуя, как горло сжимает судорога.
– Я такой же неаполитанец, как и ты, Марио, а потому знаю цену всем вашим клятвам. Заметь, я мог бы попросить женщин поклясться на Евангелии в подтверждение того, что вчера вы не уходили из дому… По-моему, бедняжки попали бы в трудное положение…