Выборный
Шрифт:
Стараясь не смотреть на проклятую лампу, Валентин Семенович набрал номер внутреннего телефона:
– Петр Иванович,- сказал он неожиданно сам для себя заискивающим голосом,- поменяйте, пожалуйста, лампу.
– Перегорела, что ли?- отозвался завхоз.- Так до понедельника электрик на базе.
– Нет,- терпеливо пояснил Лаптев,- не лампочку, а всю лампу.
– А она что, неисправная?
– Все исправно, все цело, даже номерок висит.
– Так чего же ее менять?
– Петр Иванович, вы скажите, можете сейчас же заменить или нет? потребовал Валентин Семенович.
– У вас какая: серая мраморная с зеленым абажуром?
– Да-да.
– У меня на складе точно такие же. Но вы заявку напишите, и как что так я вам в первую очередь. Так сказать, родственные службы.
– Спасибо, - грустно сказал Лаптев и положил трубку: услышал знакомое покашливание.
– Уж вы-то должны знать,- Приват рассматривал на просвет листки протокола, кое-где порыжевшие от кислоты, - что подчистка, равно как и уничтожение документов, преследуется по закону.
Лаптев только горестно вздохнул.
– Протоколы, гражданин Лаптев, в огне не горят и в воде не тонут. На том не одно поколение чиновников стояло, и крепко стояло. Да и вы встречал я в архивах кой-какие бумаги, - пользовались такою спецификой... Но, как видите, у медали есть и оборотная сторона.
– Отпустите меня,- вдруг просто попросил Валентин Семенович.
Приват закашлялся, прижимая ладони к впалой груди, и с брезгливым сочувствием посмотрел на Лаптева:
– Лично я бы вас вовсе не трогал. Вы мне крайне отвратительны, поскольку не интеллигент и подлец.
– Седой ваш - "интеллигент",- прошептал Лаптев и потрогал бородавку.
– Седой, по крайней мере, натура совершенно цельная. Крут он, верно, но товарищ - настоящий. Впрочем, мы отвлеклись. Я здесь - лицо официальное и, в отличие от вас, даже выборное. И отпустить просто так, увольте, не могу.
– Чего же вы хотите?-Лаптев хотел еще добавить, что вчера от страха на него напала неудержимая икота, что валерьянка ни от чего не помогла, что не гасил свет и промучался добрую половину ночи бессонницей. Пришел на работу ни свет ни заря - а вчера дома накричал на девочек... И вообще приходится просить у того самого гнилого интеллигента, всю породу которых всегда в душе ненавидел... И боялся. Но - смолчал.
– Во-первых, списки,- сказал Приват, раскручивая свое кашне.
– Но я же сказал вчера: их у меня нет.
– Это не так. Не надо лгать. Пока что их действительно нет, но ваши подчиненные составят их не более чем за неделю.
– Сомневаюсь, данные утрачены...
– Я знаю,- ответил Приват,- смотрел. Надо будет - поможем. Люди у вас работают хорошие.
– Ладно,- согласился Лаптев, старательно не додумывая до конца свою мысль - чтобы Приват ее не подслушал.
– Позвоните сейчас же.
Лаптев помялся, но позвонил и отдал все необходимые распоряжения. Приват чуть усмехнулся:
– Вот так.
Валентин Семенович увидел, как слово "СПИСКИ", такое неистребимое и отчетливое, исчезло - точнее, распалось на сетку прожилок.
– Видите, как просто?
– спросил Приват.- А вы ножом, кислотою... Вы бы еще, извините, динамитом...
– А остальное? Н у, протокол...
– Протокол останется. Навсегда. Теперь второе. Соберите все разметки, которые вам дал Кочергин.
Лаптев рот раскрыл - но тут же решил, что это еще не самое страшное, и выложил на середину стола несколько листков.
– Жгите, - приказал Приват.
Бумаги горели в пепельнице минуты три - не более. Несколько лоскутков сажи пролетели по кабинету - Лаптев их поймал и препроводил в урну.
– Теперь третье,- сказал Приват,- вчера тот внезапный звонок нарушил э-э... процедуру и еще привел к некоторым нежелательным последствиям. Дабы не усугублять положение, вам надлежит пойти к председателю горисполкома и объяснить, что в его планы вкралась ошибка.
Валентин Семенович вообразил, как входите кабинет со светлыми панелями и втолковывает "Самому", что затея с ускоренным разворачиванием строительства на кладбище - проявление элементарной некомпетентности, головотяпство и бездушие...- и затрясся, смеясь и стеная.
– Не надо так нервничать,- посоветовал Приват,- мало ли какие ошибки бывают. Главное - их вовремя осознать, исправить и не повторять.
Валентин Семенович, все еще вздрагивая, нацедил воды и выпил полстакана.
Помолчав, спросил:
– Вы что, серьезно?
– Я совершенно серьезно. Ошибка ваша - и вам ее исправлять. Через это надо пройти. Поработаете хоть раз на совесть.
– Я не пойду.
– Будьте благоразумны. Вы что, предпочитаете, чтобы мы вас всю оставшуюся жизнь мучили?
– Да на мне-то вы что повисли? Я-то здесь при чем? Он что, спрашивал у меня, можно ли строить и что строить? Советовался? Нормами хотя бы интересовался? Объявил - и все! И не перерешит, а меня выпрет!..
Выкрикивая это, Лаптев в то же время понимал, что обязан был еще две недели назад убедить начальство либо не затеваться с этим комплексом вообще, либо ограничиться самым минимумом. Тогда все кончилось бы, наверное, тем, что "Сам", возможно, и выругав Лаптева, избрал бы какой-то компромисс. Но сказать это сейчас, добиваться отмены решения, в выработке которого участвовал и Лаптев, то есть дергать начальство как мальчишек, это казалось Лаптеву совершенно невозможным.
– Пожалуй, Василий Андреевич прав, - произнес Приват, не отрываясь от лаптевских глаз,- вам уже не дано...