Выпавшие из времени
Шрифт:
– Ну что ты!
– Жуковский ласково обнял дочь за плечи и посадил рядом с собой на диван.
– Я просто не успел сообщить тебе, а потом должен был срочно уехать. Да и, честно говоря, не хотелось расстраивать тебя в таком положении. Но откуда ты узнала об этом?
– Па-апа!
– укоризненно протянула Настя, и в этом слове прозвучало так много, что Жуковскому стало стыдно за свою недогадливость. Забыл, с кем имеет дело!
– Ладно, я тебя прощаю, - она чмокнула отца в щеку, - но Андрюшу-то как жалко! Вы хоть узнали, кто это сделал?
– Они уже наказаны, - не желая развивать эту тему, ответил Жуковский, - и давай больше не будем об этом.
В этот момент их взгляды случайно встретились,
– Папа, где ты был?
– тихо спросила она.
Жуковский заранее решил, что первым человеком, кто обо всем узнает, будет Настя. В предстоящих событиях ее роль была чуть ли не главнее, чем у него самого. И он без колебаний открыл перед дочерью все, что пережил за последнюю неделю.
2
Прошел уже месяц, как Обрубков получил новое звание, но полковником себя он пока так и не почувствовал. Может быть, только раз, когда в кругу сослуживцев пил полный стакан водки, на дне которого посверкивали две большие звездочки, да еще дома, открывая шкаф, где висели мундиры с солидными полковничьими погонами, парадный, с золотыми звездочками, и повседневный камуфляжный. Только надеть их так ни разу и не пришлось, разве что примерить. А как бы хотелось в новых погонах на парадном мундире приехать в свой бывший отдел, чтобы все увидели, и особенно начальник отдела полковник Тарутин! Василий Тимофеевич понимал, что это глупое ребячество, но ничего не мог с собой поделать, желание не становилось менее острым.
Назначение его заместителем начальника мало что изменило в расстановке сил в подразделении. Как было под его началом семеро "охломонов", включая Мишу Корнилова, так и осталось, как подчинялся он Игнату Корнеевичу Архангельскому, так и продолжал подчиняться. Куда-то исчез Мангуст, но никого в подразделении это не огорчило, за исключением, может быть, только Игната Корнеевича, который весь этот месяц ходил сам не свой. Мангуста всегда откровенно побаивались. Когда он появлялся на горизонте, "охломоны", как мыши, рассыпались по углам. Обрубков, правда, не убегал, иначе просто перестал бы уважать себя, но при редких встречах с начальником чувствовал невольный холодок в груди, и потому теперь вовсе не страдал из-за его отсутствия. И все-таки, когда позже Архангельский проговорился Обрубкову, что генерал погиб при крушении вертолета, он искренне выразил начальнику соболезнование. Так же искренне он радовался за Игната Корнеевича, когда тому присвоили генеральское звание и назначили на место погибшего начальника.
Тот позорный провал с захватом дочери Сергея Жуковского, как-то незаметно стерся из памяти. Осталось только уважение и безграничное доверие к самому Жуковскому, оказавшемуся замечательным парнем. Жаль, что не довелось больше встретиться. Подразделение "М" снова занялось теми делами, для которых было создано. Недавно Обрубков получил боевое крещение, пролив первую кровь.
...Этого колдуна выслеживали давно, еще до того, как Василий Тимофеевич пришел в подразделение. Мутант, объявивший себя главой несуществующей церкви пророков Апокалипсиса, ездил по городам и наводил морок на людей, особенно привечая одиноких молодых женщин с маленькими детьми. Он снимал ненадолго квартиры, устраивал там богослужения, после которых без вести пропадали по нескольку малышей, а потом тщательно заметал следы, чтобы через некоторое время появиться в следующем городе. Матери пропавших детей, как правило, теряли рассудок.
Архангельский был уверен, что свихнувшийся мутант сворачивает попавшим в его сети женщинам мозги набекрень и на глазах у них убивает детей, надеясь так продлить свое существование. Потом лишает матерей разума, а "прихожанкам" внушает, что перед ними свершается богоугодное
На операцию отправились вчетвером: сам Архангельский, уже обкатанный в делах подобного рода Миша Корнилов, Обрубков и еще один необстрелянный боец, бывший боксер, а ныне лейтенант госбезопасности Боря Шкирман. Хоть и выехали с базы с большим запасом времени, но огромная пробка на МКАДе задержала их чуть ли не на час. Остановив машину во дворе длинного четырнадцатиэтажного дома, Игнат Корнеевич прислушался к чему-то внутри себя, и вдруг выкрикнул, побледнев:
– Бегом! Кажется, опоздали!
Они, топоча, как стадо слонов, ворвались в подъезд. Лифт, как назло не работал, или же специально был выведен из строя, и подниматься на восьмой этаж пришлось по лестнице, усеянной окурками, презервативами и использованными шприцами. Стандартная металлическая входная дверь в нужную квартиру была, конечно, заперта, но никто и не собирался жать на звонок. У Обрубкова с собой был небольшой, но крепкий ломик и, слегка поднапрягшись, он без особого труда сковырнул незатейливый замок. Все четверо ворвались в квартиру. В центре большой комнаты стоял круглый стол, вокруг него на полу сидели несколько молодых женщин. Каждая прижимала к себе ребенка, кроме одной, лежащей без чувств. Над столом нависал высокий тощий человек в каком-то несуразном балахоне, держа в руке окровавленный нож, а на столе...
Обрубков не стал дожидаться команды Архангельского. Не обратил внимания и на отчаянные пассы колдуна и, тем более, на грозно поднятый нож. Одним прыжком он преодолел расстояние, отделяющее его от мутанта, и резким движением свернул ему шею. Уже потом он отметил, что успел раньше Бори, с его отменной боксерской реакцией. Потом, когда к Боре вернулся нормальный цвет лица, он клялся, что хотел сам придавить колдуна, но это было потом, а сначала Обрубков бросился осматривать лежащую на столе окровавленную девочку лет пяти. К счастью, колдун успел сделать только несколько неглубоких надрезов на животе и плечах, не опасных для жизни ребенка, но все равно крови вытекло много, картина была страшная. Вызванная Мишей скорая увезла девочку в больницу. Хотели забрать и мать, которая все еще не пришла в сознание, но врач не смог противостоять настоятельной "просьбе" Архангельского, который знал, что в больнице ей ничем не помогут. Только он мог прочистить несчастной женщине мозги, затуманенные злокозненным колдуном.
Подоспевшим милиционерам были предъявлены серьезные документы и объяснено, что тут работает ФСБ. Стражи порядка не стали возражать, и с облегчением удалились, погрузив в труповозку тело почившего колдуна. А в квартире, где все еще оставались семь женщин и шестеро детей, начался обряд экзорцизма. Игнат Корнеевич обосновался на кухне, Обрубков по одной отводил ему женщин, Миша, как мог, успокаивал остальных, а Боря затеял возню с детьми, почти профессионально предотвратив вселенский рев. Через час все были отпущены восвояси, чтобы даже в страшных снах не вспомнить больше кошмарного мутанта.
Только мать увезенной в больницу девочки, несмотря на то, что Архангельский приложил все усилия, чтобы успокоить ее, то и дело начинала метаться из угла в угол с криком: "Анечка! Где моя Анечка?" Решили, что Обрубков лично отвезет несчастную женщину в больницу, потому что иначе она ни за что не поверит, что ее дочь вне опасности. Василий Тимофеевич особенно не сопротивлялся - Ира, как звали женщину, сразу понравилась ему. Маленького роста, ниже самого полковника, пухленькая брюнетка, не красавица, мужики не оборачиваются вслед таким. Но если присмотреться, да еще заглянуть в глаза - что-то завораживает. Как ее только угораздило попасть на крючок к колдуну?