Вырай. Триединство
Шрифт:
Когда Марина вышла к старой католической церкви, крыльцо которой ярко освещалось прожектором, запитанным к генератору, Герда вдруг набычилась, зарычала, поджала хвост и отступила в тень домов.
— Герда, ты чего?
«Пахнет. Странно».
Может, пока никого нет, зайдём в ближайший дом, одолжим шубу и уйдём незамеченными?
А нечисть?
Что нам нечисть? Пыль под ногами.
Ну, не знаю. Тут всё выглядит продуманно. Лучше не лезть в жилища. Мало ли, какую реакцию спровоцируем. Лучше вообще уехать. Следующая территория, возможно, будет необитаемой.
Глупо. Но хранительница ты, тебе и принимать решения.
Марина сделала шаг назад, и в этот же миг двери церкви распахнулись. На крыльцо вышел человек. Он был один, оружия Марина не заметила, при этом он упорно вглядывался в темноту, кого-то выискивая. Ведьма сделала ещё один шаг назад.
Вроде мирный.
А ты вроде много повидала.
Что ты имеешь в виду?
Что тебе нужна одежда.
Человек поднял руку и помахал, глядя в другую сторону. Марину он явно не видел и не чувствовал.
«Этот человек. Пахнет. Радостью».
Ведьма медлила. Она не знала, что делать. Объективных причин «не вступать в контакт» не было, но Высший, сидящий в церкви, её нервировал. Да и непонятная тревога…
Стоящий на крыльце не выглядел опасным. Герда не чувствовала ничего необычного: человек как человек.
Герда. Проверь.
Впервые древо обратилось к собаке напрямую, воспользовавшись мыслями хозяйки, как мостиком. Марина не усмотрела в этом ничего плохого, хотя ещё несколько месяцев назад как минимум, возмутилась бы, а как максимум, испугалась. Да и Герда беспрекословно пошла вперёд, на свет. Она не спешила, вежливо махала хвостом. Псина даже не поняла, что приказ ей отдала не любимая хозяйка, а нечто иное.
Её могут убить.
Мы рядом, ничего страшного не случится.
Человек увидел Герду, всплеснул руками, опустился на корточки и вытянул руку вперёд. Собака подошла, обнюхала ладонь, дала себя погладить. Марина дёрнулась — Герда стала транслировать происходящее.
Говорил человек на немецком, которого псина не знала, но интонацию понимала хорошо. У Марины сложностей с переводом не возникло.
— Так это ты всполошила Господа? Кажется, простая собака. Ты одна?
Герда усиленно замахала хвостом и попыталась сунуть в нос карман куртки, из которого одуряюще пахло хлебом.
— На, держи. — Человек вытащил сухарь, псина схватила угощение и проглотила, практически не жуя.
— Я не могу пустить тебя в храм. Животным нельзя его осквернять. Но если ты подождёшь окончания праздника здесь, на крыльце, обещаю — накормлю хорошенько. У нас нет собак. Когда случился Армагеддон, в районе были только собачки миниатюрных пород, и все стерилизованные.
Герда старательно облизала крошки с человеческой руки.
— Последняя собака умерла два года назад, — вздохнул абориген и поднялся. — В общем, сидеть. Буду рад, если дождёшься.
И ушёл. Собака, повинуясь мысленному приказу хозяйки, совершенно по-человечески сунула переднюю лапу между косяком и дверью, потом аккуратно протиснулась внутрь.
Марина ахнула. Герда испуганно вздыбила шерсть на загривке и попыталась выскочить наружу, но покорилась новому указанию Древа.
Встань в тот угол! Тебя не сразу заметят.
Привычных любому католику лавок оказалось гораздо меньше, чем принято, и они были расставлены вдоль стен. Взрослые сидели на полу, лавки занимали дети. Пели все.
Вместо алтаря на амвоне горел костёр, а сзади него высился огромный, грубо вытесанный каменный трон, который спинкой доставал до потолка, а чтобы взобраться на сиденье, пришлось бы подставить лестницу.
Герде трон показался пустым, но человек с крыльца подошёл к нему, обогнув огонь, упал на колени, сложил руки в молитвенном жесте и что-то пробормотал. Раздался жуткий низкий голос, услышав который, псина взвизгнула и попыталась выбежать на улицу, но оказалась пригвождённой к полу могучей силой.
— Ты слаб и глуп. Собаку я вижу. Ты впустил её, Йохан. Очищать храм от скверны будешь ты и твоя семья. Но животное сейчас — глаза ведьмы, скрывшейся в темноте. Ну, пусть наблюдают за моей милостью. А потом — убить обеих.
Вокруг Марины воздух приобрёл кисельную вязкость. В голове зашумело.
Опасность!
Древо стало безумно горячим, кожу на груди сильно обожгло. Но «кисель» исчез, голова прояснилась.
«Гердочка. Смотри внимательно».
Собака, превозмогая ужас, уставилась на трон. Марина вдруг поняла, что на нём смутно виден силуэт огромного человека. Стали понятны габариты «стула».
Не прекращая пение, люди, не вставая с пола, расползлись ближе к лавкам. В центре образовалось прямоугольное свободное пространство. Лишь одна молодая женщина поднялась и, бережно прижимая что-то к груди, подошла к костру.
— Не плачь, раба моя. Эта жертва ради благополучия твоих будущих детей.
Герда видела женщину только со спины. Но вот она высоко подняла руки…
«Хозяйка! Человеческий детёныш! Молочный!»
Марина за эти годы видела многое. Зачерстветь не зачерствела, но уже не бросалась бездумно в бой, увидев любую несправедливость. А вот собака столкнулась с человеческим жертвоприношением впервые, и хозяйку захлестнул ужас животного. Эмоция была настолько сильной, что заменила собой горечь и ощущение бессилия, принадлежащие самой ведьме.
Марина перестала таиться и рванула в церковь. Успела в последний момент — когда огонь уже лизнул спину малыша, вызвав страшный вопль боли. Воздушная волна подхватила ребёнка и понесла к ведьме. Схватив его и прижав к груди, ведьма выдохнула:
— Вы что, совсем озверели?!
— Дрянь! — завизжала «любящая» мамаша, выпучив глаза. Через секунду она уже бежала к Марине, протянув руки. Остальные тоже подскочили, на ведьму обрушились страшные проклятия и потоки ненависти.
Полесская защита эффективна против магии и пуль, но не против людского гнева, поэтому человеческую волну Марина отбросила «воздушным кулаком». Аборигены попадали, как кегли, но снова ринулись на чужачку. Малыш плакал навзрыд. Его голая кожа на спине покрылась пузырями.