Вырай
Шрифт:
— Мама. — Дрожащим голосом сказал Вася. — Ты вернулась ко мне? Насовсем?
Женщина тяжело вздохнула:
— Нет, конечно. Так, повидаться отпустили.
Она поправила платье. Вася вдруг обратил внимание на странную обувь — круглую, чёрную, очень похожую на конские копыта. Но обдумать это Василий не успел. Голос зазвучал издалека, мать стала бледнеть, словно бы стираться из этого мира:
— Сыночка, мне пора. Прощай. На том свете хорошо, спокойно, радостно. И душа поёт. А ты иди домой и попробуй что-нибудь изменить в своей жизни.
Евдокия исчезла окончательно. Вася, словно зачарованный, протянул руку к валуну, но камень затянулся лиловой дымкой, а через секунду вместе с ней исчез.
Вдалеке залаяла собака. Лупатый обернулся. За спиной молчаливо растопыривалась ёлка, за ней виднелась дорога к деревне.
***
Огонёк светился ровно и с каждым шагом приближался. Лес уважительно молчал, больше не пытаясь пугать и издеваться. Председатель успокоился и немного повеселел — голоса, привыкшего командовать, боится даже чертовщина!
Вскоре Сергей Игнатьевич подошёл к источнику света. Это оказалась небольшая, аккуратная хатка с соломенной крышей и единственным окном. Мужчина храбро постучал в дверь.
— Войдите. — Приглушённо ответили за ней.
Игнатьевич дёрнул дверь на себя, сделал шаг вперёд и от неожиданности зажмурился. Затем медленно открыл глаза.
Он оказался в своём собственном кабинете, который был залит солнечным светом. За старым, но всё ещё вызывающим уважение дубовым столом председателя, в его кожаном кресле, сидел мужчина в сером костюме.
Сергей Игнатьевич обернулся. Вместо деревянной двери лесной избушки увидел свою, обитую дерматином.
Открыл. В приёмной Людмила Борисовна, секретарша, испуганным взглядом следила, как несколько мужчин в штатском перебирают документы в шкафу.
— Что же вы, Сергей Игнатьевич. — С упрёком сказал человек в кабинете. Председатель захлопнул дверь, подобострастно улыбнулся и пожал плечами.
Как и любой человек, занимающий руководящую должность, он узнал посетителей с первого взгляда. Из головы разом вылетел странный лес, в котором только что пришлось бродить.
Когда в гости приходит комитет госбезопасности, думать ни о чём другом ты не можешь.
Гэбист углубился в чтение. Председатель, вытянув шею, пытался понять, что за документ исследует представитель органов, но от двери это рассмотреть было невозможно.
Поэтому Игнатьевич исподтишка стал разглядывать мужчину.
Поскольку тот сидел в кресле, нельзя было определить его рост. Но всё остальное — стройная, подтянутая фигура, строгий костюм и седые виски напоминали Штирлица из «Семнадцати мгновений весны».
Внезапно председатель почувствовал привычное жжение за грудиной. Он трясущимися руками достал из кармана флакончик с нитроглицерином и положил таблетку под язык.
— Не волнуйтесь вы так, Сергей Игнатьевич. Пока это всего лишь проверка. Присаживайтесь.
На негнущихся ногах мужчина подошёл к стулу для посетителей и буквально рухнул на него.
Комитетчик отвлёкся от документа и уставился на председателя мёртвыми глазами-детекторами. Мужчина сжался — ему показалось, что в кабинете зазвучал равнодушный голос: «Нет, не был, не привлекался, женат дважды, алименты платил до совершеннолетия детей, тридцать одна тысяча условных единиц под половицей в спальне, дважды давал взятку декану университета, в котором училась дочь от первого брака. Любовница одна, секс предпочитает стандартный».
Из кармана брюк Игнатьевич достал платок и вытер вспотевший лоб.
Гэбист улыбнулся. Вокруг глаз лучиками собрались морщинки, и человек сразу стал обаятельным, приятным и всё понимающим.
— Поступил сигнал, что у вас тут приписки по урожаю и поголовью свиней имеются. Ну, мы ведь с вами оба понимаем, что без них никак, правильно?
Председатель очумело кивнул, но потом спохватился и отрицательно замотал головой.
— Я тоже думаю, что вы человек честный, порядочный, и очковтирательством заниматься не будете. Да?
— Да. — Выдавил из себя несчастный председатель сельсовета.
Гость улыбаться перестал. Глаза снова стали колючими.
— Уверен, что сигнал ложный. Но, если что-то мы найдём, наказание будет гораздо серьёзней, чем если вы признаетесь сами, понимаете?
Сергей Игнатьевич молча достал вторую таблетку нитроглицерина.
— Ну, как знаете. — Вздохнул человек в костюме, протянул какую-то бумагу и сказал:
— Распишитесь тогда вот здесь, и можете погулять пока.
Ручка выглядела внушительно. Массивная, тяжёлая. Металлический корпус усеян мелкими драгоценными камешками. Игнатьевич потянулся к бумаге, но дрожащие руки подвели, и дорогая письменная принадлежность полетела на пол.
— Простите, сейчас подниму, — забормотал председатель и полез под стол.
И непонимающе уставился на огромные копыта, волосатые ноги и хвост с кисточкой на конце.
— Это что это такое, я вас спрашиваю? — Взревел Сергей Игнатьевич, вскочил, вернее, попытался — макушка встретилась со столешницей. Громко вспомнив мать, председатель выполз из-под стола и заорал:
— Я повторяю — что за маскарад? Кто дал вам право пудрить мозги честным людям? Пошёл вон из моего кабинета!
Интеллигентное лицо чекиста расплылось и превратилось в нагло ухмыляющееся свиное лохматое рыло. Сквозь седину проросли коровьи рога, а руки превратились в лохматые лапы представителя семейства обезьян.
— Не ори, Серёга. Что вылупился? Чертей, что ль, не видел?
Весь стресс, который копился в мужчине с момента пожара, вылился на эту свиную голову. Председатель разразился громкой, эмоциональной тирадой, из которой ни одного слова нельзя произнести в приличном обществе.
С каждым матерным словом чёрт понемногу терял наглый вид.
В конце концов, Игнатьевич выдохся, вытер багровое от злости лицо платком и уже спокойней сказал:
— Пшёл отсюда. Хватает бед и без вас, нехристей.