Вырай
Шрифт:
— Чёрт там. — Сдался руководитель совхоза. Кто-то ахнул. — И чёрти что творится. Еле ноги унёс. Так что поставим шлагбаум на дорогу, чтобы не ездили всякие. И понатыкаем вокруг леса табличек про радиацию.
Таблички эти остались ещё со времён чернобыльской катастрофы, когда местность вокруг была заражённой. Последние десять лет территория красносельского сельсовета и его окрестности считались «чистыми», но хозяйственный Игнатьевич запрещающие и предупреждающие знаки сохранил. Не все, конечно — большую часть забрали те, в чьи обязанности
— Игнатьевич, так объедут ведь шлагбаум-то, по полю. Надо забор делать.
— Денег нет, заборами разбрасываться. И так пойдёт.
— Погоди, Сергей Игнатьевич. — Встрепенулся Печкин. — Надо же сообщить, куда следует. Вот они пусть забором и обносят.
— Я тебе сообщу! — Всё-таки сорвался председатель. — Я тебе щас так сообщу!
— А что не так-то? — Обиделся мужик.
Подошли Максим и Таня. Внимание людей переключилось на них. Узнав, что деревенские уже в курсе и даже вполне спокойно восприняли информацию о чертовщине, Бондаренко расслабился. От подробностей уклонился, лишь подтвердил, что в Лесу чёрт и что там опасно.
Говорил он спокойно и ровно, чем вызвал к себе невиданное ранее уважение, и на фоне нервного Игнатьевича и депрессивного Лупатого выглядел просто героем. Таня молчала, слегка обидевшись — Макс ничего ей пока не рассказал и всю дорогу до околицы отмахивался: «Потом, потом».
— Игнатьич. — Печкин понял, что от биолога ничего толкового не добьёшься, поэтому вернул разговор в первоначальное русло. — Надо всё ж таки позвонить.
— Нельзя сообщать. Подумайте сами. — Подала из толпы голос Ира, дочка Марушкиных. До этого девчонка молчала и внимательно всех слушала. — Приедут. Начнут всех допрашивать. Штрафовать. Увольнять. В сумасшедший дом всех нас отправят. И штрафы навешают.
— Какой сумасшедший дом, малая! — Покрутил пальцем у виска Печкин. — Да любой проверяющий зайдёт в наш Лес и враз во всё поверит!
— Тогда другой вариант. Эвакуация. Штрафы. Дезинфекция. Карантин. Медосмотры. И опять — штрафы, допросы.
С каждым словом люди всё меньше хотели вовлекать в свои проблемы кого-то со стороны.
— Вот, дитё дурное, а лучше всех вас понимает! — Благодарно посмотрел председатель на школьницу. Сам бы он не смог придумать лучшего объяснения, почему ему хочется, чтобы о проблеме вышестоящее начальство и соответствующие органы узнали как можно позже. — Ты, девка, в Сельхозакадемию поступать не собираешься? Нам в колхозе такие умные нужны.
Марушкина вежливо улыбнулась и промолчала.
Макс удивлённо смотрел на ученицу. Недалёкая, не обременённая интеллектом девчонка парой фраз повернула мысли целой толпы в нужную сторону. Конечно, она последние полгода училась хорошо и глупостями не занималась, но такие способности к манипуляции людьми не появляются с бухты-барахты.
— Лады, ты ничего не сообщаешь, и мы трындеть не будем.
Печкина поддержали всеобщим гулом — да, мол, болтать не будем, оно нам не надо, и вообще,
— Но ведь есть одна закавыка. У нас тут осины росли. Как мы это объясним, если что?
— Как-как. — Достал телефон председатель, собираясь звонить секретарше, чтобы распорядиться насчёт табличек. — У нас в документах на балансе сельсовета значится береговая лесопосадка площадью один гектар. Разумеете? Лесопосадка! Какие именно деревья в ней растут, не указано. У нас там сейчас что?
Люди, повинуясь взмаху руки, уставились на Лес, который в этот момент в очередной раз скрылся за лиловой дымкой.
— У нас там лесопосадка. Размером в один гектар. Приблизительно. Всё, как в документе. Если что, скажем, что силами сельчан засадили пожарище новыми растениями. Всё, народ, хорош. По домам.
Сергей Игнатьевич подошёл к «Ниве», набирая телефон приёмной, сел за руль и уехал. Люди расходиться не спешили.
— Николаевна, это не ты тут начудила? — Осторожно спросила баба Лена.
— Я?! — Поразилась местная шептуха.
— Не я же. Кто у нас колдует?
— Иди ты, Ленка. — Обиделась Антонина. — Какая ж я колдунья! Заговоры читать по бумажке да по рецепту травы смешивать любой сумеет. Это не колдовство.
— Поклянись! — Баба Лена не хотела сдаваться так просто, остальные тоже настороженно смотрели на жительницу Яблоневки.
— Вот те крест! — Эмоционально перекрестилась женщина.
— Лады. Да и правда, какая из тебя ведьма.
Николаевна на секунду зависла, думая — обижаться на такой сомнительный комплимент или нет. Но потом решила не обострять и промолчала.
— Кстати, о кресте. Надо к батюшке сходить, рассказать. — Заявила односельчанам Печкина.
— Да ну! — Махнула рукой Николаевна. — Ещё попа втягивать в это будем. Службы он хорошо служит, а против нечисти вряд ли выстоит.
— Не скажи. Батюшка наш, конечно, молодой, неопытный, но в таком деле без веры никак. — Заспорила баба Лена, которая была довольно набожной и регулярно ходила в церковь.
— Ну… Может, вы и правы, бабоньки. — Уступила Николаевна.
На том и разошлись.
Таня вцепилась в ладонь Максима и потянула по улице.
— Ты куда меня ведёшь?
— Домой к себе. Мы сейчас пойдём, сядем, и ты всё расскажешь. Понял?
Максим понял.
— Тогда я ещё кое-кого приглашу, чтобы два раза не повторять.
Глава 41
Десять лет назад, после похорон, Вася вот так же сидел на лавке возле дома и наблюдал за дерущимися воробьями. И тогда, и сейчас, мысленно просил у матери прощения.
За день до трагедии он что-то отмечал с местными забулдыгами. К моменту, когда кончилось спиртное, компания даже забыла, по какому поводу праздник. Вася решил сходить к матери, взять денег.
Но Евдокия ничего не дала, заявив, что пенсия только через неделю, и осталось у неё совсем немного, лишь на хлеб.