ВьЮжная Америка
Шрифт:
— А можно ли мне посмотреть на печать? Я бы хотел взглянуть на результат печати.
— О, с этим не будет проблем! Как только мы получим ваш принтер, наши специалисты проведут его полное тестирование, мы отпечатаем для вас все, что вы пожелаете.
Ясно, что подобные условия меня никак не устраивают. После посещения еще нескольких таких компаний, мне приходится довольствоваться в конце концов только «Эпсоном» и «Эпплом». Оба они представлены неплохо. «Эпсон» даже пошире, но я начинаю с «Эппла». Не терпится взглянуть на цветной лазер. Хотя мне уже известно, что просят за него аж шесть тысяч.
В представительстве «Эппла»
Ладно, вернемся к лазеру. Вот он, белый шкафчик. Неподъемный. Как можно вежливее прошу показать мне его работу. Всегда готовы. Запускают на прогрев. Пока он шумит и волнуется, в «Принтшоп» находят тестовую фотографию (если у вас есть компьютер и когда-либо был установлен «Принтшоп», вы знаете эту фотографию — девочка с подсолнухами. Ее знает, по-моему, весь подлунный мир). И отпечатывают ее. Я настоял, чтобы распечатка произошла без какой-либо предварительной обработки изображения. И что же? Все прекрасно и замечательно, краска блестит, пахнет типографией. Да, для презентаций, для цветных таблиц и текстов цветной лазер фирмы «Эппл» — вещь почти идеальная. Но фотографию, увы мне, он не тянет. Полоски. Нерегулярные яркостные полоски. Да и блекло как-то. Очень благодарю, но… Еще раз увы.
Там же один пацан советует мне сбегать в «Хьюлетт паккард». Царапает на листке адресок. Уже вечер, вряд ли я добьюсь чего-то путного от хьюлеттовцев, лучше уж завтра.
Иду домой. И наблюдаю за кучкой подростков, охотящихся на камьенеты.
Камьенета — это грузовичок, пикапчик, изуродованная, обрезанная легковушка, у которой вместо задних сидений — открытая стальная коробка для перевозки… э-э… для перевозки они и сами не знают чего. Я имею в виду владельцев камьенет. Покупают камьенеты, я думаю, по двум причинам. Во-первых, они намного дешевле «полных» легковушек, а во вторых — на всякий случай. Вдруг действительно понадобится когда-нибудь что-нибудь перевезти. Нет, фирм по перевозке в городе хоть пруд пруди, только свистни — перевезут тебя за милую душу в любую точку страны. Но мне здесь возразят: это фирмы, а самому-то куда как интереснее перевозить! К тому же вот у соседа есть камьенета, а у меня, мол, нету. Нехорошо.
Так или иначе, но в Кито этих камьенет много. А поскольку они никогда ничего не перевозят (по крайней мере, мне ни разу не довелось видеть груженую камьенету, за исключением машин фруктопродавцов), то нашлось им довольно неожиданное применение: они возят подростков.
Происходит это следующим образом: на светофоре тормозит камьенета — красный свет. Светофоры тут «длинные». К водителю подбегают три-четыре, а нередко и десяток пацанов и, почти ничего не говоря, всматриваются в его лицо. Едва заметным кивком водитель дает добро, и вся ватага лихо прыгает в кузов. Там нет ни сидений, ни поручней, ничего, что хоть как-то указывало бы на приспособленность камьенеты к подобным перевозкам. Но это-то как раз и нравится пацанам. Машина трогается, пацаны веселятся. Для них камьенета — отличное развлечение. Причем двойное. Дело в том, что за проезд в кузове никто никогда не платит. Значит, сэкономлены несколько тысяч сукров, которые можно потратить на маленькие радости в виде тех же жвачек «чиклес». Бесплатный, точнее, «сэкономленный» «чиклес» — уже кое-что.
Побывав в глубоких провинциях, я увидел истоки этого обычая — в качестве средства передвижения индейцы используют буквально все, что движется, будь то хоть двадцатитонный скрейпер, хоть бульдозер, хоть трубоукладчик. Не говоря уже о грузовиках и тракторах с прицепами. И разумеется, никому не приходит в голову просить деньги за подвоз. Но ездить в тракторных прицепах провинциального индейца заставляет нужда, а в столице какая же нужда? Никакой нужды, озорство одно. Атрассьонэс! Бесплатный аттракцион.
На следующее утро я уже в «Хьюлетте». Со мной говорят на таком прекрасном английском, какого я не слышал с того дня, как вылетел из Китая. Высший уровень инглиша как бы намекает на подобный же уровень принтеров «Хьюлетт». Но увы мне и в третий раз. Я вожу пальцем по скользким пробным отпечаткам их цветного лазера и не могу скрыть разочарования. Да, полосок и неравномерностей намного меньше, чем у «Эппла», но цветовые искажения просто немыслимы. И глазом старого фотографа я вижу, что исправить эти искажения нельзя принципиально, они заложены в красителях и в методе печати.
Что же делать? Больше-то, кроме «Эпсона», ехать некуда. Приехали.
Здравствуйте, дамы и господа эпсоновцы! Как поживаете? И почему среди вас я не вижу ни одного японца? А-а, вы, оказывается, только представители, а не производители. Ясно, перекупка по контракту с суперскидкой для супердилера. Раньше это называлось фарцовкой. Где? В Москве, конечно. Нет, у вас это никак не называлось. Разве что негосио. Ну, да это не совсем то. В общем, как дела, господа негосиянты?
— Дела выше всяких похвал, — заявляет чересчур веселый господин, распространитель принтеров, распространяющий запах недешевого коньяка. И показывает мне листок с отпечатанным образцом. Со мной Маша, она, по наивности, чрезмерно восторгается.
— Это жидкостным принтером так? — спрашивает.
— Да, жидкостным, — отвечаю я. — Сам не верю.
На картинке — фото какого-то модернового строения. Оно вполне серое, но меня интересует дерево перед этим строением. Дерево выглядит слишком живым. И небо тоже. С расстояния сорока сантиметров картинка совершенно фотографична.
— А мы могли бы вот так же отпечатать прямо сейчас? — Я не доверяю.
Но любитель дорогих коньяков не удивлен. Он качает головой и хитро улыбается. Мол, не доверяйте, пожалуйста, а я вам сейчас нос утру.
Нос нам, правда, не утерли, просто отшлепали фотографию все той же бедной девочки с подсолнухами. Малюсенькую фотографию (чернила, видимо, пожалели), но мне все ясно.
— И сколько стоит эта машинка?
Менеджер разводит руками и посылает меня к дамам. Дамы усердно жмут на резиновые кнопки калькуляторов. У них выходят разные числа. Пересчитывают.
— Триста двенадцать, — объявляет дама, что помоложе.
— Триста двадцать два, — это старшая.
Ну, невелика разница, в конце концов.