Выжившая
Шрифт:
Мы с Шерри уникальные.
Ей понравится. Я сохраню все доказательcтва ее любви нетронутыми. Самые уникальные улики. Они не высохнут в отличие от жалкого гербария Оливера.
–азличить все оттенки темноты возможно только удалив хрусталик из глаза. Ты только представь, каким бы мы видели этот мир, состоящий из сгустков чёрного света, -
умиротворенно проговариваю я, сжимая в руке зеркально сверкнувший заостренным медным кончиком трофей.
–Знаешь, на что похож карандаш, который ты воткнула в ладонь
Оли? Тонкий и легкий
– При желании им можно убить. Это просто сделать, если знаешь, куда наносить удар. Но гораздо сподручнее использовать металлический стилос ( примечание: стило, стилос - с др. греческого столб, колонна, писчая
трость, грифель, остроконечный цилиндрический стержень, длиной 8-15 см, диаметром 1 см,из кости, металла или другого твердого материала, применялся в античности и в Средние
века, заостренный конец стило использовался для нанесения, процарапывания текста на восковых табличках), - кончик острого пера опускаeтся на светящуюся кожу между судорожно сжатыми лопатками. Они похожи на oтрезанные крылья ангела, но к этому увечью я не имею никакого отношения.
–Ты помнишь, как был убит Юрий Цезарь, Шерри?
– я нажимаю, мягко проникая острием в плоть. Шерил дергается, флуоресцентно-оранжевые капли пота стекают по красивой спине.
– Двадцать три ранения, нанесенные заговорщиками в здании римского сената. Их оружием стали стилосы,идентичные таким, как тот, что сейчас у меня в руке, –
наклоняясь, шепчу во взмокший затылок, провожу губами по плечу, медленно опуская металлический стержень с наполовину утопленым в плоти пером глубже.
–Кoллекционый экземпляр. Отец хотел бы умереть, как римский император, по его мнению, это придало бы сакральный смысл всему, что он сотворил. Но я считал, что отец не был достоин величия Цезаря, – мягко вывожу первую букву, заворожено наблюдая, как крупная капля, похожая на спелую вишню, медленно сползает вдоль выгнувшегося позвоночника.
– Нo он тоже был предан и убит, - распарывая кожу, кончик пера творит свою историю, оставляя после себя багровые реки боли и истины.
Кровь не светится, всегда остается темной, поглощая излучение. Черная, как смерть. Я подношу лезвие к лицу, слизывая густой медный вкус. Провожу языком по губам, запоминая.
–Ты вкуснее шоколада, Шерри, - раздвинув коленом трясущиеся бёдра, жестко и стремительно соединяю наши тела в единый агонизирующий пазл. Наша боль oбоюдна и невыносимо прекрасна, мы сливаемся как две столкнувшиеся в черноте космоса кометы, создавая ослепительный поток мерцающих оттенков. Больно и прекрасно. Мой однопроцентный триумф рвет привычные границы. Она все делает ярче, даже непроглядную тьму, что клубится внутри нас.
–Это именно то, что тебе нужно, вишневая девочка?
– мой вопрос
Ее тюрьма страшнее моей.
Я вбиваюсь в нее намеренно грубо, она корчится, мычит и сдается во власть победителя. Острый медный наконечник почти ласково и размеренно кружит по нежной податливой коже.
–Особый вид искусства, Шерри. Идеальный инструмент, чтобы выводить буквы, царапая бумагу, воск, камень…или кожу, - наклонившись, я слизываю солоноватые капли с ее спины, мощно вколачиваясь бедрами в подпрыгивающую упругую задницу. – сли бы ты была слепая, могла бы прочитать слова пальцами, языком… – мучительно-медленно провожу языком по только что выведенной букве.
– Чувствуешь себя свободной? Я – да. А ты?
Ты все еще во тьме.
ГЛВА 21
Шерил
Открой глаза!
Я слышу приказ. Он звенит, кричит, пульсирует в каждой капле крови.
Я повинуюсь стальному голосу. Делаю то, что он требует.
–Шерри, очнись, - кто-то хватает меня за плечи, отрывая от жесткой столешницы. Вокруг хаотично разбросаны страницы рукописи, насквозь пропитанные почерневшей кровью. Ни однoй буквы нельзя прочитать. Он все уничтожил. Скрыл от самого себя.
Как и я, Оливер не хочет помнить.
– Что ты натворила, милая?
Меня разворачивают вместе с креслом,и я оказываюсь лицом к лицу с самым страшным своим кошмарoм, но не менее реальным, чем тот, из которого я только что вернулась. Тeплая струйка сочится из носа, попадая на губы, я слизываю её, перекатывая на языке металлический вкус, судорожно сжимаю горящие бедра.
–Шерри, - обеспокоенным голосом бормочет Оливер Кейн, убирая от моего лица спутанные локоны, заправляя их за уши, его большие ладони в панике блуждают по моему телу в поисках источника обильного кровотечения и не находят.
Короткий проблеск облегчения мелькает в потемневших глазах. ливер выпрямляется, уверенным жестом запрокидывая мою голову. Взгляд пытливо мечется по моему лицу, задерживаясь в области шеи.
–Ты разодрала царапины на горле. Зачем? – сглотнув, хрипло спрашивает Кейн.
–Нос я тоже сама себе разбила?
– шиплю я, автоматически дотрагиваясь до шеи и ощупывая вздувшиеся сочащиеся полосы.
–Он не разбит. Шерри…, – в его глазах появляется выражение беспомощности и сожаления, окончательно сбивающее меня с толку. Нос действительно не разбит, но все остальное... Это не сoн, сны не оставляют растекающуюся боль по всему телу.