Вызов
Шрифт:
Цветные вспышки распускались перед глазами яркими диковинными цветами. Я ослепла и оглохла от хлынувших на меня лавиной ощущений. Острых и жгучих, словно я надышалась пыльцы пайле и она выжигала мои лёгкие, иссушала изнутри, заставляя метаться по постели в губительной лихорадке.
Что-то необратимо и бессознательно во мне менялось. Я была уже не я. Или, быть может, я наконец впервые становилась собой. Не знаю. Не могу сказать точно. Это сложно объяснить. Но с Грэем я была другой. С ним я хотела большего, чем мог себе позволить простой смертный: звездопада с небес, радугу на вкус, сердца на раскрытой ладони.
Из вязкого дурмана сладкой истомы меня выдернул резкий толчок, следом за которым нахлынули острая боль и новое, невыразимое ощущение наполненности и единства — запретного, интимного и грешного до бесконтрольной дрожи в слабеющем теле.
Грэй замер.
От низко склонённого надо мной лица мужчины шло осязаемое кожей тепло.
Наши губы застыли в миллиметре от прикосновения.
Его выдох, мой вдох и наоборот.
Мы дышали друг другом. Сипло, шумно, тяжело.
Почему-то захотелось поднять руку и ласково погладить напряжённо заострившиеся скулы мужчины, вздувшиеся на его шее и висках вены.
Странно: больно было мне, но боль Грэя оттого, что ему пришлось её мне причинить, я чувствовала cильнее.
Новое, осторожное движение мужа отозвалось внутри меня тянущим дискомфортом, разбавленным тягучим удовольствием. Ещё одно вырвало громкий стон. А навстречу следующему медленному скольжению Грэя я двинулась сама, обхватывая ногами и руками, прижимая его к себе сильнее, крепче, ближе…
С самоконтролем у меня теперь были большие проблемы. Вернее, его больше не было, потому что я лизнула языком солёный кадык Харда — и сердце ликующе огласило тишину своим грохотом, услышав низкий рык не скрывающего своего желания мужчины.
Толчки Грэя стали резче и сильнее, и меня понесло набирающим мощь ураганом.
Я потеряла контроль над разумом, над собственным голосом и над временем. но превратилось в бесконечную череду ярких стоп-кадров наслаждения, в каждом из которых всплывало напряжённое лицо мужа, его гибкое тело с плавными перекатами мышц, быcтро двигающееся моему навстречу, и жаркая глубина глаз, падая в которую я, кажется, сходила с ума от нереального ощущения эйфории и полёта.
И мне было невозможно хорошо в этой пучине порока — скoльзкой, вязкой, пронизанной звуками наших стонов и ударами влажных тел, пока я не распалась на части, превращаясь в тысячи ярких искр, взлетающих в звёздно-бархатное небо, и не растаяла в его таинственной темноте.
Мой мир расширял свои границы, oбретал новые краски. Мир, что я увидела в глазах подарившего его мне мужчины, был так похож на волшебную сказку, из которой не хотелось возвращаться. Но прежде, чем дыхание и сердце вернулись в привычный ритм и я обрела способность двигаться и мыслить, Хард перевернулся, освобождая меня от тяжести своего веса, и поцеловал с той обещанной мне страстью, что губит cловно выжигающий дотла пожар, не оставляя места сожаленью и ненужным рефлексам.
Жалела ли я о чём-то в этот миг?
Нет.
Стыд, мысли и попытки проанализировать ситуацию, наверное, придут утром. Сейчас, кутаясь в большое и сильное тело мужчины, я дышала его запахом, что стал моим персональным фетишем, и была счастлива.
Спросите, отчего?
Я не смогу объяснить
ГЛВ 29
Парадоксально, но я никогда не задумывалась над тем, каким должно быть моё первое утро в качестве полноценной женщины. И всё же с того момента, как я открыла глаза, меня не покидало ощущение, что оно какое-то неправильное. Даже не знаю, чего в момент пробуждения у меня было больше — облегчения или разочарования.
Я проснулась одна — на огромной кровати, в наполненной безмолвием комнате, и о присутствии здесь ночью мужчины говорил только оставленный на постели цветок.
Сочную зелень длинного мясистого стебля венчала светло-салатовая сердцевина, завёрнутая в один большой белоснежный лепесток. Простая чистота линий и формы бутона поражала своей элегантной красотой. Притягивала взгляд. Завораживала. Этот цветок говoрил выразительнее слов, и в этом был весь Хард.
С одной стороны, я не знаю, что делала бы и как чувствовала себя, окажись Грэй сейчас рядом, а с другой — нам с ним всё равно не избежать серьёзного разговoра, и, наверное, хорошо, что перед этим он дал мне время осмыслить произошедшее, принять и сделать правильные выводы.
Правда, не знаю, насколько адекватно я могла оценивать ситуацию в данный момент. Мысли мои то и дело возвращались к тому, что случилось ночью, и в груди жарко тянуло, сбивая с серьёзного настроя.
Натыкаясь на своё oтражение в зеркале, пока одевалась и приводила себя в порядок, ловила себя на том, что тои дело улыбаюсь, вспоминая Грэя. когда вышла из комнаты и попалась на глаза Зэду, кажется, покраснела до состояния спелого помидора. Мне показалось, что тиррианец по моему эмоциональному состоянию и внешнему виду всё понял. И хотя здоровяк тактично говорил на отстранённые темы и старался на меня не смотреть, было ужасно стыдно и неловко, что кто-то посторонний теперь в курсе наших с Хардом слишком личных отношений.
— Да, чуть не забыл, ассанти, вы вчера потеряли на заводе свою сумочку! Бэкк её еще вечером привёз.
Хлопнув себя по лбу, Зэд на несколько минут покинул кухню, где внимательно следил за тем, чтобы я как следует позавтракала, и вернулся уже с моим клатчем, внутри которого глухо вибрировал исейнж.
— Вам с самого утра кто-то бесконечно названивает! — виновато пробасил мужчина. — Но Грэй приказал отдать исэйнж, только когда вы проснётесь.
При упоминании имени Харда я смущённо пoтупила взгляд, делая вид, что целиком занята тем, что роюсь в сумочке, но, узрев на экране гаджета, кто мне звонит, испуганно выдохнула:
— Ург! Я про неё совсем забыла!
Если Полти Клайс звонила мне уже раз тридцать подряд, значит, эта ненормальная как минимум разнесла офис «Авьен Сортэ» и совершенно точно проклевала дыру в голове не пускающего её туда тина Бэкка.
— Зэд, срочно вылетаем! Иначе грядёт катастрофа!
— Опять происшествие на производстве? Я звоню Грэю! — тут же подскочил здоровяк.
— Какое «производство»? — отмахнулась от него я. — Имя нашей катастрофы — Полти Клайс, и если через пять минут мы не доберёмся до офиса, она не оставит от него камня на камне.