Взгляд василиска
Шрифт:
– Ваше императорское высочество, - Баранов снова подошел к стоящему на мостике великому князю, - вы уверены в компетенции вашего лоцмана?
– Вполне, а что вас беспокоит?
– Да собственно ничего, - пожал тот плечами, - просто вид у него непрезентабельный.
Вид у Никодима Селиверстова действительно оставлял желать лучшего. Старая поношенная морская форма, лохматая давно нечёсаная борода и особенно пронзительно красный нос наводили мысль, что лоцман любит злоупотреблять горячительными напитками. В действительности, лоцман был одним из самых опытных и знающих моряков во флоте КВЖД, а цвет носа изменился после одного неудачного падения в шторм. В выпивке, правда, он себе не отказывал, но исключительно на берегу. Так что опасения
– Пора ваше высокоблагородие, - угрюмо заявил Никодим, повинуясь скорее своему внутреннему чувству, а не расчету.
– Ну, с богом, Михаил Сергеевич!
– обернулся великий князь к Рощаковскому.
– Не поминайте лихом, Алексей Михайлович.
– Но-но! Приказываю вернуться живым и невредимым!
– Есть, - шутливо вытянулся тот, - а где ваш Ванька?
– Я его вниз услал от греха.
– Ну и хорошо, а то чего доброго...
– Ох, и не говорите, да что мальчишка, я и сам с вами готов отправиться хоть рулевым, хоть минером...
– Вам, ваше императорское высочество, нельзя! Без вас мы можем и войну проиграть.
– Без тени улыбки заявил Рощаковский.
– А вот мы с Ванькой можем и рискнуть.
– Пусть подрастет сначала.
К застопорившему ход миноносцу подтащили "Ретвизанчик" и лейтенант с лоцманом ловко спустились на него по штормтрапу. Через секунду затарахтел на малых оборотах мотор, и катер медленно двинулся к цели своего путешествия. "Бедовый" тем временем развернулся и, постепенно набирая ход, двинулся домой. Поскольку идти сквозь минные поля в сгустившихся сумерках было чистым самоубийством, "Бедовый" подошел к острову Сан-шан-тао и притаился в его тени, не включая ходовых огней.
– Ну что, господа, - обратился Алеша к офицерам, - найдется на вашем миноносце немного кофе? Мой Ванька преотлично его готовит.
– Кофе это прекрасно!
– Оживился вахтенный начальник мичман О'Бриен да Ласси.
– Право, я столько не пил хорошего кофе, довольствуясь "адвокатом", что совершенно не могу устоять перед таким соблазном.
Русское командование давно подозревало, что японцы используют острова Эллиота в качестве маневренной базы. Однако разузнать это наверняка до сих пор не получалось. Посланные туда на разведку миноносцы постоянно натыкались на превосходящие силы противника и, получив повреждения, возвращались не солоно хлебавши. Великий князь, согласившись на эту экспедицию, настаивал, что главной ее задачей должна быть разведка. Получить точные данные о месте стоянки врага, считал он, было бы куда важнее, чем пустить ко дну миноносец или даже малый крейсер. Впрочем, поскольку вероятность встретить вражеский броненосец или другой крупный корабль была совсем не нулевой, Рощаковскому удалось настоять на вооружении катера минами.
Через пару часов вставший у руля катера лоцман Селиверстов, показал лейтенанту на маленький огонек мерцающий в ночи.
– Что это, - удивленно спросил тот у Никодима.
– Деревушка рыбачья, тамошние китайцы, случается, ночами на промысел ходят, а чтобы не заплутать огонь зажигают.
– Вот оно как. А если они нас японцам выдадут?
– Беспременно выдадут, ваше благородие, уж больно подлый народ. Только мы к ним не пойдем. Тут рядом бухта есть, в ней укроемся. Там склоны каменистые, рыбакам неудобно, да и пресной воды рядом нет. Не ходят они туда.
– А что этот маяк, каждую ночь горит?
– Скажете тоже, маяк!
– усмехнулся лоцман, - так фонарь на палке. А зажигают только если на промысле.
– А ты почем знал, что сегодня они на промысел пойдут?
– Так откуда мне знать, ваше благородие?
– изумился Никодим, - На все воля божья!
Рощаковский лишь подивился фатализму Селиверстова,
– Братец, подай-ка термос, - обратился Рощаковский к матросу мотористу, выглянувшему на свежий воздух.
– Чего подать, вашбродь?
– Не понял тот.
– Ну, флягу такую толстую, - пояснил лейтенант, - в ней чай горячий, сейчас полагаю самое время почаевничать.
– А флягу, так на ей малец дрыхнет. Подсунул под голову байстрюк, да так сопит сладко, что и будить совестно.
– Постой, братец, ты что несешь, какой еще малец с байстрюком?
– Так этот, Ванька-вестовой, что у их императорского высочества служит.
– А что он здесь делает?
– Так, а я почем знаю? Мои дела у мотора, а в господские я не лезу...
Сладко спящего Ваньку безжалостно растолкали тумаками и поставив на ноги подвергли свирепому допросу.
– Ты что же это, курицын сын тут забыл?
– Я это, с их высокоблагородием Алексей Михайловичем хотел...
– Господи, олух царя небесного! Да с чего ты взял дурья твоя башка, что твой хозяин с нами пойдет?
– А разве нет?
– Да что ему делать больше нечего! У него порт, броненосец, он флагманский офицер, великий князь, наконец! Мыслимое ли дело ему в эту дыру соваться!
– Ой, а где это мы?
– опасливо оглянулся мальчишка.
– Не твоего ума дело, - отрезал Рощаковский, - значит так, сидишь на катере, не высовывая носа! Попробуешь хоть пискнуть без разрешения, я тебя сам утоплю, а их императорскому высочеству скажем, что тебя и не видели. Понял?
– Понял, - пробубнил Ванька, сообразивший, что дело может плохо кончиться.
Едва стало светать, лейтенант натянул на себя выцветший от морской соли брезентовый плащ и сделавшись от того совершенно неразличимым на фоне камней, вскарабкался на ближайшую возвышенность и огляделся. Открывшаяся перед ним картина одновременно поразила и восхитила его. В защищенной от ветров бухте стояла на якоре вся первая эскадра японского императорского флота. Шесть могучих броненосцев, крейсера, посыльные суда, миноносцы, транспорты и канонерки являли собой вид величественный и грозный. "Так вот вы где прячетесь" - подумал Рощаковский и достав из кармана блокнот начал на нем черкать карандашом условные значки. Японцы не стояли на рейде без движения: одни миноносцы ушли на дежурство, другие вернулись. Следом за ними побежали крейсера, затем в бухту зашел транспорт и с броненосцев спустили шлюпки, послав их очевидно за углем. С другого транспорта доносились удары металла о металл. Очевидно, на нем была устроена плавучая мастерская. Скоро лейтенант понял, где и как стоят корабли, где ближайший к ним проход в защищающих стоянку минных полях и даже наметил себе жертву. Однако следовало соблюдать осторожность, и Рощаковский потихоньку спустился к катеру. Поставленный на часах матрос бдительно нес вахту, а остальные коротали время под брезентом, травя по морскому обычаю байки. Заводилой был многое за жизнь повидавший Никодим, а прочие, посмеиваясь, слушали рассказы откровенно прибрехивающего лоцмана . И только Ванька с открытым ртом внимал ему как апостолу новой веры, ни секунды не сомневаясь ни в одном слове.
– ... тут значитца, кит нашу шхуну как ударит в днище! Думали все, амба нам, проломит. Нет, крепкая оказалась, выдержала. Он еще раз, а нам опять нипочем! Он тогда, хоть и рыба, а сообразил, что так не годится, да как навалится на борт и давай грызть его зубами!
– А вы чего?
– не выдержал паузы, слушавший с горящими глазами парень.
– А они ему баграми все зубы повыбивали, - улыбаясь сказал незамеченный до сих пор Рощаковский.
Услышав его, матросы подобрались, но он им махнул, дескать, сидите, не до того. Лоцман, хмыкнув, ухмыльнулся, и лишь разочарованно крутивший головой кофишенк недоверчиво переспросил: