Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку
Шрифт:
– Я видел клочки тела, по остаткам одежды определили, что это была женщина. Кругом щепки от снайперской винтовки. В нее попал выстрел из гранатомета. Она по рации нас дразнила. Говорила, что ее зовут Ольга. «Я вас убивать не буду, но берегите свои яйца…»
– У них боеприпасов в подвалах было – на три войны хватит… У чеченцев все снаряжение и обмундирование – натовское, все новенькое.
– Боевой дух у них был сильный, но мы его сломали. А сначала кричали нам, чтобы мы им сдавались… Как же, дожидайтесь…
– На третий день боев, когда роты пошли брать здания, чеченцы
«Первоклашки рисуют убитых русских…»
– В подвалах мирных жителей мы вообще никого не видели… Раньше встречали, все женщины говорили, что им надоела война. А фотографии увидим в домах – из мужчин одни боевики в семьях. В одной школе видел детские рисунки. Первоклашки рисуют про войну, как чеченцы русских убивают…
«Не успеваешь испугаться…»
– У нас в роте за все время боев за Грозный вообще ни одного убитого не было. Раненых было много, меня вот осколком в ягодицу зацепило, Диму – в руку. А укомплектована рота была почти по штату – девяносто шесть человек, из них человек двадцать контрактников. Есть такие, кто вторую войну воюет, и даже четвертую…
– Раненых на «бэхе» (БМП. – В. К.) доставлял в санроту, оттуда их через десять минут вертолетом отправляли в Моздок. Тяжелораненых почти не было. Потери в основном от снайперов, гранатометчиков. У нас снайперы хорошо действовали, их специально обучали во Владикавказе.
– Самые тяжелые минуты? Ни разу не думал, что мне сейчас страшно. Когда ранили, хотелось вернуться к ребятам. А так – азарт. Когда пристреляешься, то чувства страха нет…
– Когда едешь на «бэхе», то думаешь лишь о том, что сейчас надо скорость переключить, за поворотом добавить газу, чтобы быстрей проехать опасную зону. А когда приехал – уже и бояться нечего. Не успеваешь испугаться…
«Где эта улица…»
– В Грозном на улицах не дома, а груды кирпичей, как в Сталинграде. Помню только улицу Черноглазова, потому что я по ней ездил постоянно на «бэхе», боеприпасы возил. По мосту через Сунжу проезжал…
– Ни разу не пришло в голову узнать, как называется улица, на которой мы воюем. Да и какие там вывески… Сгорело все, что может гореть.
– Выстрелы и залпы были слышны все время. Духи не стреляли, только когда молились, полчаса в день, не больше…
– Я удивился за все время боев только один раз, когда увидел: внутренние войска идут в бой строем и возвращаются из него – тоже строем. Но туда шли сто пятьдесят человек, а обратно – пятьдесят.
«Будет надо – вернемся…»
Чувствуется, что парни за полгода войны и походов устали. Им нет и 20 лет, а глаза – как у много повидавших 50-летних мужиков.
– Ну а если жизнь так сложится, что через несколько лет в Чечне опять война?
– Домой хочется… Поработать бы, стрелять надоело. Но если будет надо – вернемся, – твердо ответили разведчики.
Газета «Нижегородский рабочий»
«…И такие оказались герои…»
Юрий Чердаков:
– Солдат пересилит и победит самого себя. Они все разные, но все равно самые лучшие. Даже с самым плохим нашим солдатом можно воевать. У меня были такие доходяги и такие оказались герои! Когда их не гнобят, не унижают, они героями становились. При этом их никто ничему не учил – ни в учебках, нигде.
Наш комбат Булавинцев никого не унижал. Ротный Новичков был порядочный мужик. Когда я в подвал запрыгнул со своими остатками и нас свои херачили, ротный Заврайский пошел ко мне на выручку со своими бойцами. Это мне о многом говорит. Хотя мог сам и не идти, только солдат отправить. Это меня поразило очень сильно. Он шел впереди роты, мне на помощь, моей похоронной команде. Он абсолютно порядочный мужик. Он пошел в реальный бой, на смерть…
Вячеслав Юдин, пулеметчик, рядовой:
– Булавинцев – это батя… Комбат, батяня. Мужик нормальный, таких еще поискать.
Если бы он отошел из кинотеатра – нам всем конец тогда бы был. Мы были в кольце. Мы уходили оттуда последние, меня два контрактника тащили…
Кинотеатр нельзя было сдавать, и командир полка это понимал. Мы кричали по рации Булавинцеву: «Бей из танка на четвертый этаж!» – это из дома напротив кинотеатра нас пулеметчики и снайпера прижали. Я когда забежал туда с пулеметом, приступок был у окна, а только встал за окно, по мне из «РПГ» – хлоп! Я падаю – опять хлоп! Пыль столбом, как из комнаты вылезать? Опять выстрел – хлоп! «Дам-ка я очередь в подвал из пулемета», – решил, отстрелялся, и меня контрактник, мужик из Тулы, хвать за ремень, я упал на кирпичи, к своим, и чувство было – как будто я дома…
Александр Шмелев:
– Помню я и другого офицера, командира взвода: у него зуб на зуб от страха не попадал…
Вся эта наша масса в бою была не нужна, нужны профессионалы. ГРУ? Я с ними сталкивался: только пальцы веером. Элементарный бой будущего мы проиграем. Нас даже турки уделают.
Артиллерия наша нам только вредила. У нас пять раненых от своих, это от огня соседнего полка. Наша артиллерия помогала тем, что она не работала, и на этом спасибо.
Вышел наш танк из развалин, а на него уже три заряда гранат летят, и он назад уезжает. Пушку поднял, выстрелил, а куда? Куда-нибудь на Терский хребет.
Юрий Чердаков:
– Почему я не знал о замысле командования? Каждый солдат должен знать свой маневр! «Мы тебе приказали, и вперед!» Но ты объясни и прикажи!
Боевики воевали минимальным количеством людей. Меня это всегда удивляло. Трое их удерживали наш взвод, а то и роту. Это результат нашего обучения. Они нас убивали, а мы их не могли достать…