Взорвать Манхэттен
Шрифт:
Однако Большому Боссу такого рода заблуждения не грозят; критическое восприятие действительности - основа его мировоззрения.
Большой Босс поднимается с кресла, обходит стол и учтиво протягивает мне свою пухлую, дряблую ладонь.
Сколько его знаю, он совершенно не меняется: тучный, пучеглазый, с пышной седой шевелюрой, тщательно взбитой и уложенной; бело-розовой девичьей кожей, покатыми плечами и слегка горбатой спиной. Ноги при ходьбе он ставит широко и неуверенно, как вышедший из долгого плаванья на сушу моряк, или как будто в штаны наделал, но суть здесь, видимо, в какой-то болезни. Он вообще не блещет здоровьем: перенес уже две операции на сердце, и, говорят, страдает почками, хотя позволяет себе пригубить сигару и не прочь пропустить стаканчик-другой виски.
Я и Босс - практически ровесники, он старше меня всего на три года, но отчего-то - и физически и умственно, я ощущаю себя в его присутствии озорным мальчишкой, а его - умудренным старцем, доживающим считанные годы. Может, такое же впечатление он производит и на остальных в нашей команде, отсюда столь безоговорочное почтение? Даже со стороны президентов - прошлого и нынешнего, это я не раз наблюдал воочию. Хотя, как и они, он выпускник Йельского университета, и, подозреваю, причастен к общим забавам молодежного общества «Череп и кости», вздорной секты со своим мавзолеем возле студенческого городка Нью-Хэвен, где неофитам надлежит переспать ночку в обнимку со скелетом, после чего поклясться в вечной дружбе и взаимовыручке.
– Ну-с?
– Он скользит по мне рассеянным взором. Глаза у него тускло-зеленые и сонные, цвета вареной фасоли.
– Как Лондон? Я не был в нем уже добрый десяток лет…
Некоторое время мы рассуждаем о провинциальности британской столицы и, одновременно, ее чопорности и дороговизне. Я замечаю о перенасыщенности Лондона всяким отребьем из Азии, Африки и сетую на излишнюю лояльность тамошних властей, что в итоге обойдется Англии потрясениями и деградацией, на что Босс заявляет о неизбежности данного процесса, зашедшего уже безвозвратно далеко.
– А Франция?
– вопрошает он.
– Сплошные арабы… А турки в Германии? Впрочем, нам это на руку. Беспорядки в Европе - сильный рычаг для корректив евро и доллара.
– А беспорядки у нас?
– невольно восклицаю я.
– Они еще не начались, но нацию разделяют не уровень доходов и идеология, а этническая принадлежность. Треть среди некоренных американцев - нелегальные эмигранты. Десятки тысяч из них - приверженцы тех режимов, с кем мы всегда воевали. В страну проникли толпы потенциальных террористов, обученных искусству мимикрии и убийства. Каждый год к нам прибывает миллион официальных иммигрантов и полмиллиона незаконных. Никакой натурализации не происходит, они не желают ее, мысля прежними стереотипами. Их удерживают в узде лишь правила нашей жизни. В шестидесятых годах только шестнадцать миллионов граждан не имело европейских корней. Сегодня их - восемьдесят миллионов. Скопление народов, не имеющих ничего общего: ни истории, ни культуры, ни предков, пестовавших эту землю. Наши праздники, наши герои для них пустой звук. Я не говорю уже о проблеме чернокожих бездельников. Семьдесят процентов их детей рождаются вне брака. Четверо из десяти мужчин от шестнадцати до тридцати пяти лет сидят в тюрьмах. Дети не хотят учиться, а те, кто желают, подвергаются издевательствам. Каждый день возникают молодежные банды, где главный культ - наркотики. Девочек они насилуют.
– А между тем, - соглашается Большой Босс, - у них уже целые кланы тех, кто делает бизнес на рекламе страданий и унижений негроидов. Чем плохо?
– вызываешь сочувствие и получаешь деньги. Да, мы были причастны к рабовладению и к работорговле, но время извинений ушло, мы принесли их достаточно. А теперь только попробуй заикнуться о расовом признаке! Это значит, ты уже выписал чек для адвоката оскорбленного. Ты слышал, что фирма «Рестораны Денни» заплатила почти пятьдесят пять миллионов за слишком медленное обслуживание шестерых черных в Аннаполисе? И, кроме того, их обязали принять на работу кучу цветных и оказать всяческое содействие поставщикам-афроамериканцам.
– Мы, белые люди, платим за прошлые колониальные удобства, - откликаюсь я.
– И нам придется до поры соблюдать правила подобной игры. Увы, возможно, до той поры, пока они не начнут нам диктовать свои правила.
– Надеюсь, до этого не дойдет, - многозначительно поднимает брови Большой Босс.
Я не хочу уточнять, что он имеет в виду, поскольку нам обоим ясно, что именно. Вопрос деликатен, требует особого обсуждения, а таковое возможно после завершения целой серии изысканий и экспериментов, связанных с расовой генетикой и, соответственно, с изобретением средств, способных радикально повлиять на проблему. Работа по данной теме, насколько знаю, кипит.
Невольная ассоциация заставляет нас вспомнить о положении в Китае. Этот затаившийся до поры монстр приводит меня в содрогание своей ежечасно наращиваемой мощью. Древнейшая из культур возродилась в своей чудовищной ипостаси, и сколько мы сможем противостоять ей - вопрос крайне болезненный. Тем более, это наше собственное производство, а собственность надо лелеять. Но задействованные в производстве сотни миллионов дисциплинированных муравьев, обладают мироощущением, словно пришедшим к ним из иного космоса, непонятного и недоступного нам, людям западной культуры. И, поднявшись на наших же технологиях, они вскоре способны свергнуть нас. Пару столетий назад, когда вопрос будущего развития зависел от выбора прогресса или традиций, в том числе религиозных, Восток выбрал последнее. Но сейчас, когда экономика Востока не противоречит былым истинам, мы бессильны остановить ее рост.
Однако при всей разнице философий, как им, так и нам надо есть, спать, а потому, несмотря на всю сложность и многогранность проблемы, в итоге она сводится к понятным, арифметического порядка истинам. Но истинам неутешительным. Одна из них: планета способна произвести определенное количество пищи, а значит, Китаю необходимо жизненное пространство. Самое доступное и ближайшее находится на севере. То есть в России с ее вымирающими обитателями. А это - зона и наших жизненных интересов. Вопрос: кто успеет первым, и в каком качестве? Территория, занимающая тринадцать процентов суши, с населением, должным вскоре приблизиться к одному проценту от мировой популяции, - стратегический сырьевой резерв. И не китайцы, а мы грандиозными усилиями придали ему невероятную доступность! Борьба за ресурсы – основная наша задача. Уровень нашей жизни не может быть доступен остальному населению планеты. США составляют лишь пять процентов от общей популяции, а потребляют сорок процентов мировых ресурсов. Если все остальные устремятся к уровню наших стандартов, цивилизации уготован крах, ибо рыночная экономика, обеспечивающая высокий уровень потребления, обречена на гибель при снижении роста потребления. Таков капкан.
– Месяц назад я был в Гонконге, - говорит Большой Босс.
– Представляете, Генри, я взял у своей сестры картину Рембрандта, очень удачная картина; у нее вообще роскошная коллекция… Так вот. Я хотел сделать для себя копию, а в Гонконге у моего знакомого есть непревзойденный копиист. Китаец, естественно. Я не знаю, кто паковал картину, просто передал этому малому сверток, и все. Он сделал копию за три дня! Так, что не отличишь от оригинала! Со всеми перепадами цветов, связанными со старением красок, с микротрещинами и шероховатостями… Единственное, что меня озадачило: внизу картины словно бы проявился какой-то микротекст… Я присмотрелся: так и есть! Как бы обрывки фраз… Так вот. К упаковке приклеилась газета и кусок от нее, - видимо, влажный, отпечатался на оригинале. И этот прилежный тупица в точности воспроизвел на копии все до буковки с их изъянами… Но!
– Он поднимает палец.
– Когда я рассказал эту историю китайским бонзам в качестве анекдота, никто из них не проявил ни малейшего юмора в ее восприятии…
– Другая вселенная, - реагирую я.
– И мы с ней хлебнем!
– О, да!
– Есть, правда, сдерживающие факторы, - говорю я.
– Мы предоставляем им гигантский рынок сбыта. Это - первое. Во-вторых, главная цель Китая - Россия. Вернее, Сибирь. Они рассматривают ее, как свою утраченную территорию. В девятнадцатом веке, во время восстания тайпинов, царские агенты лишили Китай площади в триста пятьдесят тысяч квадратных миль к северу от Амура. Один из главнейших русских портов - Владивосток основан на этой земле. Но если Россия вернула после распада СССР земли казахов, узбеков, киргизов, так чем хуже китайцы? Претензии последуют обязательно. Это вопрос времени. И - убыли российского народа. Чукотка - площадью в три Великобритании, из своего населения в сто восемьдесят тысяч в 1990 году потеряла сто пятнадцать, а в ближайшие пять лет там останется двадцать тысяч. Как можно такими силами поддержать жизнеобеспечение региона? Или же дать отпор пришельцам?