Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»
Шрифт:
По сравнению со своим предыдущим воплощением Подкормистан 2.0 стал еще более зловещим режимом благодаря трем новым институтам, внедрение которых, без одобрения парламента, фактически уничтожило демократический суверенитет Греции. Речь о механизме спасения банкиров, новой форме управления государственными доходами и налогами и появлении департамента распродажи, в интересах кредиторов, «семейного серебра» (иными словами, приватизации по-гречески). Пробежимся по всем трем, чтобы составить общее представление о сути Подкормистана 2.0.
Вероятно, порочнейший среди этих институтов – первый из них, механизм спасения банкиров. Когда деньги вкладываются в частную фирму, организация, которая предоставляет средства, должна получать долю в фирме пропорционально вложенному капиталу и соответствующее влияние на управление фирмой. Условия второго кредита предусматривали, что сумма в размере 41–50 миллиардов евро будет выплачена банкирам, то есть возникнет
Обратившись к доходам и сборам греческого государства, парламент снова дал слабину: отныне кандидатура главы ведомства одобрялась «Тройкой», и его нельзя было уволить без согласия «Тройки». Во многих странах налоговое управление (Налоговая служба ее величества в Великобритании, Внутренняя налоговая служба в Соединенных Штатах Америки) является независимым от министерства финансов или казначейства, подчиняется непосредственно законодателям. В Подкормистане 2.0 налоговая служба, как выяснилось, неподотчетна вообще никому [37] .
37
Когда стал министром финансов, я выяснил, что глава налоговой службы не обязана даже информировать меня о деятельности своего ведомства. Ни я сам, ни парламент не могли уволить эту особу без согласия «Тройки», однако я при этом отвечал перед парламентом за любые скандалы, проступки или невыполнение поставленных задач со стороны налоговой службы.
Наконец, в довершение череды прямых оскорблений, приватизацию поручили проводить независимой структуре, возглавляемой еще одним ставленником «Тройки»; девиз этой структуры точнее всего передают слова: «Все на продажу!» Глянцевые буклеты, на страницах которых присутствовало все, от портов и железных дорог до нетронутых пляжей и малых островов, предлагали потенциальным покупателям назвать свою цену. В общем, «семейное серебро» распродавалось, а выручку предстояло перечислять иностранным кредиторам Греции через местных назначенцев [38] . Ничто не передает лучше разочарования и негодования греков, чем выражения их лиц, когда они рассматривали эти буклеты.
38
Маргарет Тэтчер, политик, чьим политическим наследием стала приватизация, была бы потрясена. Ее аргументами в пользу продажи государственных активов были усиление конкуренции и снижение налоговых ставок, что становилось возможным благодаря увеличению доходов и снижению текущих расходов. В Подкормистане 2.0 приватизация означала нечто иное: государственные активы распродавались задешево, поскольку экономическая депрессия резко уронила цены, а доходы валились в бездонную пучину непогашенного государственного долга Греции.
Каким образом парламентариев убедили проголосовать за законы, отбиравшие у парламента юрисдикцию над тремя важнейшими опорами государственного управления? Их попросту шантажированы угрозой выгнать Грецию из еврозоны. Проведенное голосование было из разряда тех, каких не допускает ни одна система юриспруденции; лишь смертельно усталый парламент мог согласиться на такое.
Кем надо быть?
«Вы не имеете права делать это. Просто голосуйте против!»
Молодая женщина кричала эти слова парламентарию, который шагал мимо людей на площади Синтагма в Парламентский дом, чтобы проголосовать за Подкормистан 2.0.
«Кто вы такая, чтобы решать, как мне голосовать?» – огрызнулся он, раздвигая толпу локтями; пот обильно струился по его лицу.
Ее изничтожающий ответ последовал незамедлительно:
«А кем мне надо быть?»
Подкормистан – уродливое словечко, но оно вполне отражает гнусную реальность, в которой Греция оказалась в долговой тюрьме стараниями банков Северной Европы. Те ночи на площади Синтагма стали фоном для дальнейшего перехода страны из статуса узника долговой тюрьмы в статус колонии с институциализированным долгом – а еще они ознаменовали кризис европейской легитимности, наступивший вслед за кредитным кризисом. Европейская страна, участвующая в большом континентальном эксперименте по введению общей валюты, в конечном счете оказалась низведена до положения банановой республики; это обвинительное заключение, настоящий приговор союзу, якобы основанному на движении к совместному процветанию и принципе взаимоуважения.
Конечно, европейский истеблишмент ничего этого не хотел. До 2008 года элиты в Берлине, Брюсселе, Париже и Франкфурте верили собственной риторике, как и элиты в Соединенных Штатах и в лондонском Сити: капитализм породил «Великую умеренность» [39] ; цикл бума и спада остался в прошлом; банки отыскали волшебный способ работать с «безрисковыми рисками» и стали саморегулируемыми. Люди у власти верили, что конец истории наступил, что отныне их работа заключается в микроменеджменте, что от них требуется лишь «подправлять» порой великолепную, самонаводящуюся и самоуправляемую систему в заранее определенном, рациональном направлении.
39
Период снижения экономической волатильности в США с 1980-х по начало 2000-х годов.
Но когда европейская финансовая система врезалась в завал, устроенный на ее пути саморазрушением Уолл-стрит, европейские элиты ударились в панику. Зрелище французских и немецких банков, тонущих на глазах, заставил их залезть в мусорную корзину истории в поисках «духа» дипломатии канонерок и присущей той эпохе неэффективной экономики. Греции просто «повезло» стать тем местом, где снова решили применить эти методы, и результатом оказался Подкормистан.
Если хрупкий мост подвергается чрезмерной нагрузке, первой ломается самая хилая опора. Греция стала той самой опорой. Причина, по которой это произошло, никак не связана с Европейским союзом, зато неразрывно связана с печальной историей современной греческой государственности и той олигархией, которая управляла страной; но вот поводом к катастрофе послужила непродуманная конструкция моста. Даже если бы Грецию заменили на более надежную опору, мост все равно бы рухнул.
Верно, что в 2010 году государственный и частный сектора Греции заслуженно характеризовались такими определениями, как «некомпетентный», «коррумпированный», «раздутый» и «обремененный долгами». Вот почему еврокризис начался именно здесь. Мы, греки, ухитрились накопить необеспеченный долг еще до официального возникновения нашего государства в 1827 году, и с тех самых пор уклонение от уплаты налогов является для нас чем-то вроде олимпийского вида спорта и патриотического долга. Восставая против этого позора и против мучительной некомпетентности греческой олигархии, которая часто перерастала в деспотизм, мы, прогрессисты, осваивали политику в 1960-х и 1970-х годах, организовывали демонстрации на улицах Афин, в частности, на площади Синтагма. Но все же ничто из перечисленного не объясняет ни глубину кризиса Греции после 2010 года, ни последующее создание Подкормистана, печальной колонии должников в Средиземноморье.
Что было бы с нами, откажись Греция переходить на евро в 2000 году? За первые восемь лет существования общей европейской валюты наши государственный и частный сектор заимствовали бы крошечную сумму у французских и немецких банков, а те проявляли бы бдительность, кредитуя страну с дефицитом бюджета, страну, чья валюта постоянно слабеет. В результате в период с 2000 по 2008 год Греция развивалась бы черепашьими темпами, особенно в сравнении с тем бумом, который мы фактически пережили. Когда в 2008 году разразился кредитный кризис, Греция столкнулась бы с небольшой, короткой, незначительной рецессией, подобно Румынии или Болгарии. Такая же коррумпированная и неэффективная, как всегда, Греция поживала бы себе, как в 1950-х и 1960-х годах, даже без намеков на тот гуманитарный кризис, в котором она вынуждена барахтаться ныне. Прогрессисты, уставшие от болезней и пороков нашего общества, продолжали бы митинговать на площади Синтагма, и никто за пределами страны не обращал бы на них внимания, а заголовки мировых СМИ не пестрели бы броскими фразами насчет «Новой греческой трагедии», «Греции как угрозы мировым финансам» и т. п. И, конечно, эта книга никогда не увидела бы свет.