Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»
Шрифт:
Чуть больше года спустя, накануне референдума в Великобритании 23 июня 2016 года, я находился на британской земле и выступал с речами в поддержку тех «радикалов», кто считал, что Великобритания должна остаться в ЕС – чтобы противодействовать нынешнему ЕС, чтобы спасти его от краха и реформировать. Это была непростая задача. Убеждать британских аутсайдеров в том, что они должны проголосовать за сохранение ЕС, было нелегко, особенно на севере Англии, ибо даже мои сторонники в Великобритании, женщины и мужчины, близкие по духу и взглядам к Ламбросу, а не к Кристин, говорили, что должны «донести правду» до глобального истеблишмента. Как-то вечером я услышал по Би-би-си, что Кристин Лагард примкнула к руководителям прочих ведущих финансовых институтов мира (Всемирный банк, ОЭСР, ЕЦБ, Банк Англии
«Брексит» состоялся потому, что инсайдеры перешли границы приличий. После десятилетий контактов с людьми вроде меня, которым предлагалось доверие в обмен на готовность предать аутсайдеров, которые голосовали за нас, истеблишмент продолжал путать аутсайдеров с теми, кто прислушивается к их советам. По всей Америке, в Великобритании, во Франции и в Германии – повсюду инсайдеры чувствовали, что их власть ослабевает. Узники собственных планов, рабы дилеммы Саммерса, они были обречены, подобно Макбету, совершать ошибку за ошибкой, пока не осознают, что корона больше не символизирует реальную власть, а лишь напоминает об ускользнувшей власти. За несколько месяцев моих переговоров с ними мне случилось наблюдать проблески осознания этой трагической ситуации.
Глупцы, это же (французские и немецкие) банки!
Друзья и журналисты часто просят меня описать наихудшие подробности переговоров с кредиторами Греции. Не иметь возможности прокричать с крыши о том, что сильные и могучие говорили мне наедине, конечно, разочаровывало, но гораздо хуже было общаться с кредиторами, которые на самом деле не желали возвращать вложенные средства. Переговоры с ними и попытки их вразумить походили на переговоры о мире с генералами, преисполненными решимости продолжать войну, поскольку они твердо знают, что они сами, их сыновья и их дочери находятся в полной безопасности.
Какова была природа этой войны? Почему кредиторы Греции вели себя так, словно не хотели вернуть свои деньги? Что побудило их сконструировать западню, в которой они в итоге оказались? Отгадка станет очевидной за считаные секунды, если оценить состояние французских и германских банков после 2008 года.
Хронические пороки Греции (отставание в развитии, бесхозяйственность и коррупция) вполне способны объяснить ее стабильную экономическую слабость. Однако недавняя несостоятельность была спровоцирована фундаментальными недостатками самого проекта ЕС и его валютного союза, основанного на евро. ЕС зарождался как картель крупных бизнесов, стремившихся ограничить конкуренцию между тяжелой индустрией стран Центральной Европы и обеспечить для них экспортные рынки в таких периферийных странах, как Италия или Греция. Дефицит бюджета в Греции и прочих малых странах отражал излишки в бюджетах стран наподобие Германии. Пока драхма девальвировалась, этот дефицит удавалось держать под контролем. Но когда национальную валюту сменил евро, кредиты от немецких и французских банков привели к тому, что греческий бюджетный дефицит вознесся в стратосферу [12] .
12
Греческие государственные облигации торговались за 19 % от их стоимости, из чего следовало, что немецкие банки, которые хотели избавиться от греческого долга и перепродать эти облигации инвесторам, теряли бы при продаже 81 процент стоимости бумаг.
Кредитный кризис 2008 года, последовавший за крахом Уолл-стрит, обанкротил банкиров Европы, которые полностью свернули кредитование к следующему году. Лишенная возможности рефинансировать свои долги, Греция в том же году угодила в пропасть неплатежеспособности. Три французских банка неожиданно столкнулись с убытками от периферийного долга, превышавшими по крайней мере вдвое объем средств во французской экономике. Данные, предоставленные Банком международных расчетов, рисуют поистине ужасающую картину: на каждые тридцать вложенных евро они
Совокупный кредит, выданный теми же тремя французскими банками правительствам Италии, Испании и Португалии, составлял 34 % от общей стоимости экономики Франции – 627 миллиардов евро, если приводить точные цифры. Ради справедливости отмечу, что эти банки в предыдущие годы также предоставили не менее 102 миллиардов евро Греции. Если греческое правительство не сможет погасить кредиты, денежные дельцы по всему миру испугаются – и перестанут кредитовать португальцев, а также, возможно, итальянцев и испанцев, опасаясь, что эти страны окажутся следующими, кто объявит дефолт. При невозможности рефинансировать их объединенный долг в размере почти 1,76 триллиона евро по доступным процентным ставкам правительства Италии, Испании и Португалии вряд ли смогут выполнить свои обязательства перед тройкой ведущих банков Франции, и у тех возникнут зияющие дыры в балансе. За одну ночь основные банки Франции рисковали потерять 19 % своих «активов» – при том, что потеря всего 3 % уже грозила им крахом.
Чтобы ликвидировать эту дыру, французскому правительству понадобилось бы срочно отыскать ровно 562 миллиарда евро. В отличие от федерального правительства Соединенных Штатов Америки, которое способно переложить такие расходы на свой центральный банк (ФРС), Франция избавилась от собственного центрального банка в 2000 году, когда присоединилась к соглашению о валютном союзе, поэтому ей пришлось бы полагаться на доброту общего центробанка Европы – Европейского центрального банка. Увы, в уставе ЕЦБ четко прописан запрет не принимать на баланс плохие «греко-латинские» долги, частные и государственные. Вот так. На этом условии настояла Германия, только так согласная поделиться своей драгоценной немецкой маркой, переименовав ее в евро, с европейским «охвостьем».
Легко вообразить ту панику, в которую ударились президент Франции Саркози и ее министр финансов Кристин Лагард, когда они сообразили, что им, возможно, придется добывать из ниоткуда 562 миллиарда евро. Не менее легко вообразить страх одного из предшественников Лагард во французском министерстве финансов, печально известного Доминика Стросс-Кана, который тогда был директором-распорядителем МВФ и намеревался использовать свое положение как основу для начала предвыборной кампании на пост президента Франции через два года. Высшие должностные лица Франции понимали, что банкротство Греции потребует от французского государства заимствовать в шесть раз больше ежегодных налоговых поступлений, чтобы спасти три банка, совершивших очевидную глупость.
Это было попросту невозможно. Узнай рынок о том, как развивается ситуация, процентные ставки по собственному государственному долгу Франции взметнулись бы в стратосферу, а 1,29 триллиона евро французского государственного долга в мгновение ока попали бы в категорию плохих долгов. Для страны, которая отказалась от возможности печатать банкноты – это единственный нынешний способ извлекать деньги из воздуха – итогом стал бы экономический крах, повлекший бы за собой крах Европейского союза и его общей валюты.
В Германии между тем затруднительное положение канцлера оказалось не менее тревожным. В 2008 году, когда банки Уолл-стрит и лондонского Сити падали один за другим, Ангела Меркель старательно сохраняла имидж сурового и заботящегося о финансах «Железного канцлера». Морализаторски грозя пальчиком расточительным банкирам «англосферы», она привела в восторг прессу своим выступлением в Штутгарте, когда заявила, что банкирам Америки стоило бы поучиться у швабской домохозяйки умению управлять финансами. Вообразите же ее ужас, когда вскоре после того на нее обрушился шквал пугающих телефонных звонков из министерства финансов, из центрального банка и от экономических советников; все они наперебой твердили одно и то же – причем в их слова невозможно было поверить: госпожа канцлер, наши банки разоряются! Чтобы их спасти, требуются 406 миллиардов евро из денег швабских домохозяек – и не завтра, а вчера!