XVII. Наваррец
Шрифт:
Мы покатились по траве, но захват я не отпускал, вдобавок обхватив пана ногами, чтобы не дергался. Движение удалось остановить у самой воды, к этому моменту поляк уже лишь судорожно подергивался, жизнь уходила из его тела вместе с доступом кислорода.
Мучить людей и животных я никогда не любил. Поднапрягшись, резким движением я свернул ему шею. Нет ничего лучше проверенных методов, и когда тебя никто не обвинит в нечестной игре, то нечего изобретать велосипед.
Быстро поднявшись на ноги и мимоходом отряхнувшись от прилипшей к одежде земли и травы, я
Д'Артаньян еще фехтовал с Зеленым, у них все шло стандартно, постепенно гасконец брал верх.
А вот у фон Ремера дела были плохи. Желтый пан так наступал на него, что тевтонец уже получил пару ранений, к счастью, легких, но кровь явственно проступила сквозь одежды, и я видел, что еще максимум пара минут, и немцу конец.
Рапира — в первую очередь колющее орудие, и всегда имеет преимущество перед саблей. Один точный укол — и дело в шляпе. Но Ремер попросту не справлялся с опытным противником. Тот был слишком силен для него.
Недолго думая, я подхватил свою рапиру с земли и вступил в поединок рядом с фон Ремером — правила это дозволяли. Против двоих шляхтичу было не выстоять. Сначала я достал его ударом в плечо, потом Ремер удачно ткнул своей рапирой поляку в пузо, и контрольный — в сердце. Фаталити!
Д'Артаньян все еще сражался, и я, чтобы не затягивать неизбежное, помог и ему. Гасконец возмутился было, потом махнул рукой, и мы в две рапиры так же быстро прикончили Зеленого, не оставив ему ни малейшего шанса.
Я торопился, не хотел терять время. Мне почему-то казалось очень важным как можно скорее забрать груз и убраться из этого города. Не нравилось мне тут.
Нет, свежий морской воздух — это прекрасно, когда он не перебивается запахом тухлой рыбы. И легкий бриз, бередящий душу, и крики вечно голодных чаек, и силуэты кораблей вдалеке.
И вообще: «На небе только и разговоров, что о море… Стоишь на берегу и чувствуешь солёный запах ветра, что веет с моря. И веришь, что свободен ты и жизнь лишь началась… И губы жжёт подруги поцелуй, пропитанный слезой»*.
* «Достучаться до небес» ( англ. Knockin’ On Heaven’s Door)
Все это было замечательно, но мне хотелось свалить отсюда прямо сейчас — чем быстрее, тем лучше. Предчувствие.
Между тем, д'Артаньян и фон Ремер уже оттащили трупы в ближние кусты и там проверяли их карманы, срезали кошельки и выковыривали ножами драгоценные камни из эфесов сабель и сдирали с них золотые бляхи.
Боже, наша компания за короткий срок превратилась в банду мародеров. Ладно хоть, убили панов по всем правилам. Не считая моего Красного пана, которого я прикончил не совсем честными для этого времени методами. И все же, как-то слишком лихо мы стали вырезать людей направо и налево. Не зарваться бы в следующий раз. Надо попридержать коней, иначе рано или поздно все кончится плохо.
— Богатая добыча! — радостно воскликнул тевтонец, потрясая увесистыми кошелями. — Тут хватит на все и еще останется!
—
— Потом будем разбираться, забирайте поскорее трофеи и убираемся отсюда!
— А может, мы сожжем тела? — с надеждой спросил д'Артаньян.
— У нас нет времени на развлечения. У меня плохие предчувствия.
Мой тревожный тон подействовал на всех должным образом. Через несколько минут мы покинули полянку, оставив за собой лишь пятна крови, быстро впитавшиеся в землю, вытоптанную траву, и три трупа в кустах. Лошадей мы, разумеется, забрали с собой.
Одну оседлал фон Ремер, двух остальных мы вели в поводу.
Моя нервозность передалась и другим. Мы ехали молча, нервно поглядывая по сторонам, словно ожидая, что из-за ближайшего угла на нас нападут очередные враги.
Но пока все было спокойно. Город жил повседневной жизнью, люди спешили по своим делам, и нашей группой никто не интересовался.
Порт встретил нас собственной атмосферой, присущей подобным местам. Разномастные матросы слонялись от таверны к таверне, пьяные вусмерть, и при этом счастливые, тратя кровно заработанные. Портовые шлюхи предлагали свои услуги всем желающим, бесстыдно демонстрируя голые сиськи и мясистые ляжки.
Тут же просоленные морем и ветром бабы торговали рыбой. Их красные от ветра лица выражали лишь бесконечную усталость. Детишки всех возрастов носились кучками в разные стороны, пытаясь урвать для себя случайный заработок или своровать, что плохо лежит.
Торговцы грузили бочки и ящики на телеги прямо с кораблей, тщательно подсчитывая и проверяя доставленные грузы. Охранники отгоняли мелких воришек и обильно потели под лучами послеобеденного солнца.
Десятки кораблей, барж, сотни лодок, тысячи мачт и парусов — порт был забит судами, как селедки в бочке. И в море я видел паруса подходящих судов с флагами всех дружественных на данный момент Франции стран.
— Вот нужный пирс, а вот вроде бы и наш корабль! — фон Ремер указал пальцем в нужном направлении.
Корабль внушал уважение. Полуторамачтовый парусный галиот, метров двадцать в длину и где-то восемь в ширину — типичный грузовой корабль ганзейского периода.
В этот момент как раз шла разгрузка. К кораблю подтянулась целая вереница телег, и грузчики споро выкатывали многочисленные бочки, выносили заколоченные ящики и тюки, которые тут же укладывались сообразно списками и развозились по складам.
Заведовал разгрузкой крепкий мужчина лет сорока. Он беспрестанно орал на грузчиков, что-то отмечал в толстом гросс-бухе и при этом курил трубку, пуская в небо хлопья дыма.
— Он-то мне и нужен! — хищно вычислил свою жертву фон Ремер. — Интендант. Ждите меня здесь, я сам с ним поговорю…
Мы остались на пирсе, наблюдая за разгрузкой. Пара девиц с низкой социальной ответственностью попытались было привлечь наше внимание, но я жестом показал, что сегодня мы не в деле, и девицы, презрительно фыркнув, удалились на поиски более покладистых жертв.