Я боялся - пока был живой
Шрифт:
– Проходите, проходите, пожалуйста, извините за задержку, - расплылся в широкоформатной улыбке толстячок.
Он толкнул в спину охранника:
– Антон! Помоги уважаемым господам!
Антон пулей слетел с крыльца, как мне показалось, даже не задев ступенек.
Легко оттолкнув Петюню, охранник приподнял коляску, ласково прижал ее к себе и отнес в холл, где нежно поставил на ковер.
Я разрыдался у него на груди, растроганный такой заботой и таким теплым приемом. А он, поглаживая меня по голове, уже вез мою коляску по таинственным изгибам облицованного мрамором коридора.
За
Толстячок, который шел следом за нами, поспешил вперед. Он нажал какую-то кнопку, дверь распахнулась, открыв огромный кабинет с большущим столом посередине, на котором можно было бы запросто играть в футбол.
Сбоку на столе стоял мощнейший компьютер с большим плазменным дисплеем, выведенным на стену.
– Прошу!
– гостеприимно улыбнулся толстячок.
– Сперва вы, дорогие гости.
Он сделал знак, и Антон подтолкнул в спину Петюню. Тот пошел к кабинету, открыв рот и осторожно ступая по толстому ковру.
– Смелее, молодой человек!
– с улыбкой подбодрил его толстячок.
И нажал кнопку еще раз.
Пол под Петюней провалился, открылся люк, в который с громким криком и улетел Петюня. Судя по длительности полета, который можно было замерить продолжительностью крика, полетел он страшно глубоко.
Я онемел и оцепенел, сжавшись в комочек в своем кресле.
Радушный и гостеприимный толстячок улыбался, как ни в чем ни бывало.
– А теперь вы. Ну же, смелее! Антон, помоги гостю, не видишь, наш гость стесняется?
Не успел я даже вякнуть, как Антон с силой толкнул мое кресло в сторону распахнутой двери.
В ожидании полета в бесконечную бездну я закрыл глаза...
Однако ничего страшного не случилось. Когда я решился открыть глаза, оказалось, что к искреннему моему удивлению, сижу я в своем кресле-каталке посреди огромного кабинета.
Меня почему-то решили в люк не отправлять. По крайней мере, пока. Я сразу же задумался: почему бы это? И невероятным напряжением заставив несгибаемые извилины согнуться, сообразил: это все потому только, что я им зачем-то нужен.
Ничего себе дедукция, да? Самому иногда не верится!
– Ты с кем это в кошки-мышки играть выдумал?!
– ласково промурлыкал толстячок.
– Видишь дисплей? Смотри внимательно, не пропусти чего-нибудь.
Он пощелкал клавиатурой у пульта, и при каждом щелчке у меня вздрагивало сердце. А на дисплее, после очередного клика на кнопке, появилась моя физиономия, да еще при полном милицейском параде.
Толстячок покликал еще кнопками, и рядом с моей самодовольной физиономией побежали строчки досье, как река моей жизни потекла по экрану, отображенная в скупые слова и строки: родился, учился, и тэ дэ. Про это очень мало, потому что родился я быстро, а учился мало. Вслед за этим пошел мой послужной список, включая все мои "художества" и бесславное окончание моей карьеры в органах защиты правопорядка.
В заключение последовало резюме:
"Характер - отсутствует. Поведение - отвратительное. Нервы - ни к черту. Способности - не обнаружены. Слабости - ..."
Тут пошел текст страниц на двести мелким почерком. Те пакости, что они там про меня понаписали, я даже кратко пересказывать не желаю.
Вот поэтому я и закрыл глаза.
Открыл я их, получив увесистый подзатыльник.
На экране меня терпеливо ожидала надпись: - "Резюме". После того, как я прочитал ее, появилось: "Полный идиот".
– Сами вы - полные идиоты...
– подумал я.
И тут же получил в ухо.
Сколько я стараюсь отучить себя от дурацкой привычки думать вслух ничего не получается! Наверное, это от одиночества.
– Ты знаешь, куда полетел твой сынок?
– ласково поинтересовался у меня толстячок.
– Он полетел прямиком в колбасный цех, прямо в Центральную Мясорубку, которая делает колбасный фарш. Он сейчас уже наверняка расфасован на несколько батонов колбасы. Согласись, неплохо придумано? Так что, если останешься жив, а я в этом очень сомневаюсь, то если ты - человек сентиментальный - в ближайшем будущем колбасу есть не сможешь. Воспоминания, знаешь ли... Зато будешь знать, куда отнести венок своему пропавшему сыну. Неси прямиком к ближайшему гастроному и положи возле колбасного отдела. А теперь - главное. У тебя есть только один шанс выйти отсюда не в виде колбасного изделия - это рассказать нам всю правду: кто, как, зачем, и почему тебя сюда заслал.
Он развалился за столом, закурил сигару и блаженно потянулся, укладывая ноги на стол.
– Я слушаю, - промолвил он, зевая.
Он, видите ли, слушает! Расфасовал моего Петюню на колбасу, а теперь он слушает. Каково, а?! Тишина тут, в конторе этой бандитской, как в склепе. Здесь ори, не ори, бесполезно.
Интересно, Арнольдика они тоже на колбасу пустят после того, как он им бумаги подпишет?
Глава седьмая
Пока я лихорадочно искал слова для ответа, а заодно и выход из дурацкой ситуации, Арнольдик сидел в соседней со мной комнате, буквально через стенку.
Он скучающе смотрел, как Сергеич, суетливо поглядывает на часы и заполняет бумаги, торопясь и от усердия шевеля всем лицом сразу.
Филин поначалу внимательно таращился на них, потом ему это дело надоело и он принялся разглядывать кабинет, явно томясь и тоскуя.
Арнольдик, сидевший напротив Сергеича, взял из стаканчика гелиевую авторучку и стал пробовать на бумажке, как она тоненько пишет острым, как пчелиное жало, кончиком.
Филин встал со стула и подошел к висевшей на стене отличной репродукции Энгра "Источник".
Арнольдик пошел заинтересованно следом и встал за спиной у Филина, любуясь картиной.
– Тебе, дед, такие картинки смотреть не рекомендуется, - оскалился Филин.
– Старушка твоя узнает - ревновать будет.
– Это почему бы так?
– удивился Арнольдик.
И не ожидая ответа он неожиданно ловким движением обвил сзади шею Филина левой рукой, а правой вставил ему в нос острый кончик авторучки.
– Только пошевелись!
– зло прошипел Арнольдик из-за спины в ухо Филину.
– Ты никогда не видел, как кроликов гвоздем убивают? Не видел? Это чтобы не резать, их в нос тыкают. Тык! Капелька крови и - готово.