Я боялся - пока был живой
Шрифт:
– Ха-ха-ха! Ну, ментяра, ты и тупой! Да ты и вправду идиот!
Он встал из-за стола и пошел к дверям, за которыми исчез и до сих пор не вернулся Антон. В дверях Толстячок остановился и грустно сказал:
– Мне стыдно за Великую Державу, правопорядок в которой поддерживают такие идиоты, как ты. Нам не о чем больше разговаривать. Пора кормить зверюшек.
Он огляделся и позвал, прищурив добрые глазки:
– Кис-кис-кис...
И посторонился, пропуская кого-то внутрь, а сам вышел, заперев за собой двери.
А
Я судорожно огляделся в поисках подходящего оружия. Ничего я, конечно же, не нашел и дрожащими руками стал лихорадочно стаскивать ботинок.
Собака сдержанно зарычала, облизнулась, наклонила голову набок и бросилась на меня!
Я еле-еле успел ткнуть ей в нос ботинком.
Удара не получилось, так, тычок какой-то, и я зажмурил глаза, ожидая прикосновения белых, острых клыков к нежной коже на моем горле.
Я сидел, подтянув колени к подбородку, съежившись в комочек, но ничего не происходило. Я открыл глаза и увидел собаку бездыханно лежащей на полу, уткнувшись носом в мой ботинок.
Мне повезло - я попал ботинком прямо ей в нос. Я наклонился, забрал ботинок и проникновенно сказал:
– Прости, животное! Я не хотел тебе зла. Видишь, как тяжело жить в одиночестве, когда не то что поговорить не с кем, а даже носки постирать тебе некому? И все же тебе сейчас намного легче и спокойнее, чем мне. Прощай, собака!
Я быстро обулся и стал думать, как же выбраться из кабинета, но как раз в этот момент ключ в дверях стал поворачиваться.
– Толстячок возвращается!
– обожгла меня молнией страшная догадка.
Вы спросите, как я догадался? Да просто во всем этом здании я не знал никого, кроме Толстячка, Сергеича, да еще Антона.
Я исключил из этого короткого списка всех тех, кто не имел ключа от кабинета Толстячка, и остался только он сам.
Гениально, верно?! То ли еще будет!
Пока же я воевал с собакой и занимался дедукцией, Арнольдик, запирая бандитов, не сразу справился с непокорным замком. Он так увлекся, что склонился над ним и вертел ключ до тех пор, пока тот не щелкнул дважды.
Кто-то сзади тронул его за плечо.
– Ты что, Сергеич, опять "Нанаполеонился", да еще так, что даже двери закрыть не можешь?
– добродушно спросил Антон, не разобравший со спины, кто перед ним стоит, склонившись к замку.
Арнольдик резко выпрямился, и Антон изменился в лице, ничего не понимая: перед ним стоял совершенно незнакомый ему старик, весь увешанный орденами и медалями. Словно было сегодня Девятое мая.
И пока Антон, опешив, рассматривал незнакомого старика, в живот ему уперся старенький, вытертый добела, пистолет "ТТ", удивительно похожий на тот самый ствол, который Антон сам, собственноручно, продал недавно Филину.
– Открой!
– приказал старик негромко, но твердо, указывая на торчащий в дверях ключ.
Антон покорно склонился к замку, а дед тем временем проворно и ловко обыскал его, вытащив из заднего кармана пистолет, а из кобуры под плечом еще один.
Антон открыл замок.
– Заходи, - приказал старик, подтолкнув Антона в спину стволом пистолета в двери, из которых валил дым и высовывались Филин и Сергеич, оба чумазые и оба без штанов, но увидев направленное на них оружие, тут же попятились обратно, пропуская к себе Антона.
Арнольдик уже собрался еще раз запереть двери, но в коридоре появился мой знакомый Толстячок.
– Ты сотрудник?
– наскочив на него, спросил Арнольдик, почему-то шепотом.
– Сотрудник, - так же шепотом ответил Толстячок.
– А что-то случилось?
– Да не волнуйся ты так, ничего особенного, - успокоил его Арнольдик.
– Заходи, там мероприятие проходит, но только для сотрудников.
И под пистолетом он препроводил в кабинет и Толстячка. Заперев кабинет, Арнольдик пошел к тому, из которого только что вышел Толстячок. В дверях торчал ключ. На мгновение Арнольдик задумался, потом махнул и осторожно повернул ключ, тихо вошел, выставив перед собой пистолет.
– Добрый день, Арнольд Электронович!
– радостно заорал я, раскрывая навстречу ему объятия из кресла-каталки.
Глава восьмая
– О, Господи! А вы-то что здесь делаете, Гертрудий?!
– едва не прострелив меня, спросил Арнольдик.
Это меня так зовут, Гертрудий. Между прочим, конечно.
Несколько слов о себе...
Вообще-то я - человек скромный, но уж если зашел разговор обо мне, то он зашел довольно далеко, и его нужно не замалчивать, а разговаривать.
Так вот, о себе:
Родитель мои - потомственные милиционеры.
Вот, кстати, мое гинеко... генеалогическое дерево: прадед мой был дворянином. И служил он верой и правдой при дворе графа Разумовского. Вернее, во дворе.
Дворником служил.
Граф очень любил и отмечал моего деда за веселый характер, и всегда поутру, выйдя во двор, обязательно подходил лично к моему прадеду и стучал его кулаком по лбу, приговаривая:
– Граф-то у тебя - Разумовский, да только ты - не таковский, а дураковский.
Вот так, с легкой руки графа, стали мы Дураковыми, так нас и в паспорта писали.
Но так было недолго. Пришла Великая Пролетарская, и мой прадед, быстренько записавшись в милицию, тут же подчистую конфисковал своего графа. И прежде чем отправить своего узурпатора-графа в тюрьму, пошутил легко и изящно, прямо по графски, мол, и мы умеем благородные шутки шутить.
Сделал он это так: подошел к графу, да как даст ему по морде, а потом и говорит:
– Я-то, может быть, и дураковский, а ты теперь сам-то - каковский?!