Я не Байрон
Шрифт:
– Печально-с.
Сейчас Владимир Любаров говорит:
– До Перестройки в деревне была работа.
– Но!
Но работой называли то, что работой в современном ее понимании не является, ибо ее и не могло быть, так как организация труда абсолютно не соответствовала никакой норме выработки. Если сравнить с нормой Стаханова - пусть и специально организованной:
– Работать за одну смену Стаханова надо было всей деревней вот как раз, начиная с 17-го года и:
– По сю пору!
Бери
– В иё траву у дома своего.
– Но!
– Но трава, как и было сказано еще до революции совсем не подходит для работы не только на ней, но и с ней, ибо она быстро превращается в сено, пригодное лишь для коров, а для людей, несмотря на эту дореволюционную просьбу одного резидента-князя:
– Все и так наотрез отказывались.
Нельзя называть работой:
– По шестнадцать часов в сутки на ферме за единственную в месяц радость:
– Кило пряников в ларьке.
– А так только сало и картошка - мясо всегда только на продажу.
Одно хорошо:
– Раньше в деревне мечтать можно было, ибо, как завещал академик Панченко Левше:
– Запомни только одну фразу в своей жизни:
– Я отсюдова сбехгу.
– Правда, напополам с Высоцким.
Мечтать можно было, мечтать о побеге. Но и сейчас мечта многих сбылась, например, все казаки Кубани пересели с коней на московские маршрутки. Теперь их запретили почти, так, наверное, будут заместо турок строить какой-нибудь новый телецентр, а скорее всего, пересядут на автобусы, ибо древняя привычка:
– Кататься хоть на автобусе, если уж не дают коня, - в крови до сих пор сохранилась.
Спрашивается - по Бабелю:
– Зачем они вдвоем пошли в двум пулеметам, чтобы отразить атаку трех самолетов противника, искавших, спрятавшуюся в роще конницу, и скоро, естественно замолчавших?
Как говорится:
– Ты со мной, что ли?
– тогда имелось в виду:
– Идешь ко второму пулемету.
– А сейчас:
– Ты тоже в Москау намылился на квалифицированную работу маршрутчиком?
– Имеется в виду, что там, в Москве при круглосуточной работе месяц через месяц никто, скорее всего, не умер совсем, но так:
– Ничего и не заработали.
Как и те двое у Бабеля, не сбили ни одного самолета, правда отвлекли внимание этих самолетов от рощицы, где спряталась конница, пошедшая затем в стремительную атаку.
Люди, смирно жившие в деревне, вот оказалось, отвлекли внимание художника Любарова настолько, что оказалось очень хорошо писать картины там, где нет работы, и до такой даже степени, чтобы было ясно:
– Она - эта
Также и маршрутчики из Краснодара отвлекли внимание партии и правительства, что здесь, кроме Москвы:
– Есть и другие города и страны.
– Как грится:
– Все ста здесь?!
Ну, значит, сделали вывод:
– И везде так, как в Москве: работой переполнены.
И даже не вспомнили - как сказал Бабель - тех двоих кавалеристов, которые так и остались лежать у пулеметов.
Поэтому теперь это как пароль при отъезде в Москву:
– Ты со мной, что ль?
Но повторю:
– Мы уже никого не прикрываем.
Наверное, кто-то и Бабеля спросил, когда его вели на расстрел:
– Ты со мной, что ль?
– ---------------------
Радио Свобода - Поверх барьеров с Иваном Толстым
Марина Ефимова продолжает читать свой роман. И он действительно напоминает название передачи Ивана Толстого:
– Попытку перелезть через забор, - когда вход, в общеv-то, свободен.
Все ошибки и изумления, которые Мар. Еф. описывает в отношении самой себя, что:
– Я опять: их бин не понимайт, чего они хочут, - исходят из фундаментально ошибочной позиции:
– Герой и Автор романа не имеют между собой абсолютно никакой связи.
Вплоть до того, что ей так до сих пор не удалось понять отрицательность интонации фразы:
– Вы выходите?
– несмотря на то, что на ее глазах за это непонимание избили человека, после его выхода из автобуса.
Дело не просто в том, что надо поставить себя на место стоящего впереди и перед выходной дверью человека - главное:
– Образующаяся при этой перестановке Связь, когда становится ясно, что интонация:
– Вы выходите, - может восприниматься, как:
– Выходи, чтобы я прошел, - или даже просто:
– Выйди!
Или, пусть будет точно:
– В коридор!
– как рявкнул Лева Задов матросу, перепоясанному пулеметными лентами и с маузеров на боку в фильме Хождение по мукам - или что у них есть еще там. Или еще точней, сказал он это не матросу, который их, наоборот, помирил, сказав, что скоро вас помирят белые, а:
– Тоже офицеру, - но бывшему.
Без вопроса, надо ли это тому негру - матросу, или даже бывшему белому офицеру, чтобы правильно понял её русского друга и дал ему за это:
– Не-взаимопонимание в морду.
– А если раньше, как в фильме:
– Пустил бы, в конце концов, в расход на колбасные обрезки.
И тоже самое было рассказано про прогулки - наблюдения за фермами в американской глубинке, когда все удивлялись, что она, Мар. Еф., ищет у них здесь:
– Батон с взрывчаткой, - удивляется, как будто никогда не видела фильм Свадьба в Малиновке, где на танец: