Я - не монстр, но кусаюсь
Шрифт:
«Буду говорить, потому что я — не твоя собственность. Я — твоя дочь, но не тебе решать, как и с кем мне жить! Никто не будет решать! Ясно?!»
Притаился в темном углу и почти врос в стену. Мимо промчалась невысокая подруга Камилы, вильнув двуцветными волосами. Антон хотел пойти следом, но передумал. Лучше подальше. На улицу, в лес, да хоть в озеро сигануть, но не позориться так: совсем мозги съехали — девчонка ведь жуткая на лицо и сильная, как боров, а его, как магнитом тянет. Невозможно.
А какие у нее плечи, губы… Налитая грудь. А как она сладко стонет…
Антон выбрался из дома через черный ход, едва не растянулся в грязи, и согнулся возле дерева
Еще больше согнулся. Хреново было. От жара, что стекался между ног в яростно- бурлящую страсть, и от мыслей о предательстве. Камила только с виду монстр, а на самом деле — ранимая, нежная и трепетная… Как он мог подписать ту бумажку и согласиться стать донором? Будто не семя продавал, а душу. По-настоящему стало не по себе. Предчувствие гнало по венам не кровь, а яд. Противная тошнота жгла горло. Хотелось грохнуть себя по башке чем-то тяжелым и заставить проснуться, потому что в реальности Антон — весельчак и душа-компании — не использует слабых девушек в корыстных целях. Ни-ко-гда. А здесь и сейчас, кто он? Идиот.
Ударил кулаком по дереву и рассек кожу, но ничего не почувствовал. Ударил еще и еще. Становилось легче: эмоции выходили наружу и падали на землю каплями крови, будто агатами с нацепленного на худенькую ручку Камилы браслета. Ему казалось, что у сумасшествия есть предел, но нет: после облегчения наступило разочарование, а следом накатила такая тупая боль, но не в руке, а в паху, что Антон невольно припал на колено и рухнул в траву, как подкошенный. Захрипел и скорчился. Чудилось, что внутренности рвутся и выворачиваются. Затрясло в лихорадке, а затем внезапно пришло облегчение: темнота свалилась на плечи так ласково и быстро, что Антон прикрыл глаза и с благодарностью нырнул в нее с головой.
Камила долго стояла у окна и не могла успокоиться. Не получалось принять решение: остаться уродиной или воспользоваться маминым предложением. Тем более, таким заманчивым.
Сердце давно усиленно лупило в ребра, словно сломалось, и вот-вот грудь разорвет одежду, выпустив наружу монстра. Критическая точка пройдена: нужно бежать.
Камила сорвалась и ринулась к черному ходу. Кости трещали и выкручивались, мышцы растягивались и увеличивались, кожа ощутимо грубела и превращалась в плотную броню. Маги не станут трепаться, даже если увидят ее в этом облике, но это опасно для их жизни. Несколько лет назад бесконтрольный монстр сломал хребет любимой лошади и съел весь выводок перепелов. Даже сейчас эти воспоминания приносили Камиле жуткую боль и вставали в горле мерзким хрипом. После того случая, мама приготовила для нее специальную комнату вдали от дома: оставалось только добежать. Срывы случались редко, раз в полгода, иногда в год, но обезопаситься стоило.
Шея вытянулась, волосы превратились в пышную гриву, а под губами проклюнулись острые клыки.
От колкого ощущения беспомощности Камила взвыла в небо: она собой больше не владела. Зрение стало четким и ясным, будто мутное стекло протерли махровой тканью, запахи усилились, манили, звали ее. Кровь. Много крови. Вкусной и сладкой.
Добежала до гробницы, она ее всегда так называла, и замерла у арочного входа. Пульс рубил виски и давил на голову, в горле клокотал рык, а в голове крутилась одна мысль: «Не успела…
Чудилось горячее дыхание над головой. Тяжелое и яростное. Оно вилось в волосах и секло, будто тонкой плетью, плечо. Обжигало. Антон увернулся во сне и коснулся чего-то косматого и теплого.
Очнулся с криком и подскочил, как ошпаренный. И, когда убедился, что рядом только скомканное одеяло, над головой дрожащий от сквозняка балдахин, а на плече нет прожженной дыры, откинулся на мокрую от пота подушку. Адреналин впрыснул в кровь и взбаламутил сердце: стало душно. Антон резко поднялся, сдержал головокружение усилием воли и, в поисках свежего воздуха, почти вывалился в распахнутое окно. Или разбитое?
Вечерело. Теплое солнце проливало на зеленую лужайку апельсиновые краски и очерчивало темный силуэт у подлеска, вытянутый на земле, будто брошенный мешок с картошкой. Шилов долго всматривался и не мог сообразить, что его тревожит, почему глаз не может отвести от этого пятна на траве. А когда понял, что там, вернее, кто, не раздумывая, бросился из комнаты вниз по лестнице.
Босиком летел по газону и на ходу вытаращился на зажившие кулаки. Отмахнулся. Он давно уже не знает, где сон, а где явь. Да и не все ли равно?
Камила была полностью обнаженная. Скрутившись, как ребенок, и голову повернув набок, она не шевелилась. Рука ненатурально изогнулась в локте в обратную сторону, а волосы перекрыли часть окровавленного лица.
— Ка-а-ами, — прошептал Антон и, присев рядом, пощупал пульс: ровный и четкий, как щелчки секундной стрелки. Осторожно перевернул девушку и, просунув руки под спину, перехватил ее и понес к дому.
Казалось, под смуглой кожей хрустят косточки и двигаются суставы. Камила подергивалась, ее ресницы трепетали, как веера, но веки не открывались. Шилов не знал, что делать, потому просто бежал к дому. У входа девушка шумно выдохнула и качнула перед его носом уже здоровой в локте рукой, а затем и глаза открыла: золотые с поперечной черной полоской. Благо Антон почти был уверен, что спит, и не выпустил ее от шока: донес до дивана в гостиной и свалился рядом.
Глава 22. Знаешь, как это называется?
Терпкий запах полыни щекотал в носу. Выжимал слезы и стискивал горло неприятной тошнотой. Камила приоткрыла веки и, сквозь мутную пелену, увидела мелкие светлые кудряшки на своей груди. Потянулась пальцами и пощупала. Мягкие и влажные. Сквозь приглушенный свет из окна вырвались последние солнечные лучи и окропили отвернутого Антона серебристо-золотым сиянием. Как он тут оказался? Почему не сбежал? Не испугался? Ранен?
Она приподнялась, передвинула голову мужчины дальше на подушку и прикрыла грудь руками. Мышцы ныли, а на языке катался яркий соленый вкус. Тяжелые воспоминания развороченной любимой лошади встали перед глазами, а когда Ками рассмотрела окровавленную щеку Антона, то чуть не закричала.
— Очнись, — приподнялась и повернула его набок. Он слабо и мутно глянул в глаза и прикрыл веки. Лежал лицом вниз, привалившись на диван, а ноги все еще стояли на полу на коленях.
— Мама-а-а, зачем ты так?… — глотая слезы, тихо протянула Ками.
Выбралась из-под Антона и осторожно выпихнула тяжелого мужчину наверх. С трудом, пот катился градом, а дыхание обжигало горло. После перевоплощений магические силы всегда истощались. Это было своеобразное очищение и освобождение. Маленькое спасение от Зверя, но ненадолго, всего на такие короткие полгода, иногда меньше.