Я не продаюсь

Сергиенко Кристина

Я невольно усмехаюсь.

Пушинка? Не очень-то подходящее имя для того, кто легко может втоптать тебя в землю.

Пушинка, кажется, целую вечность смотрит на меня, а потом неожиданно склоняет голову.

— Ты ей понравилась, — поясняет Генри довольно. — Можешь погладить.

Могу. Но хочу ли?

Ноги, кажется, вросли в землю, и сделать шаг никак не получается. Но у меня всё-таки получается подойти. Сердце бешено колотится в груди, а ладони становятся противно-липкими, так что приходится быстро вытереть их о штаны.

— Смелее.

Что

ж, было бы глупо отступить сейчас.

Осторожно тянусь к голове грифона, кладу ладонь и медленно веду вверх. У неё удивительно мягкие и гладкие перья, так что хочется гладить и гладить. И я поддаюсь порыву, веду ладонью дальше, к шее и крыльям. Генри отступает, позволяя мне подойти ближе.

— Ну вот, а ты боялась. И ведь совсем не страшно.

Я невольно улыбаюсь в ответ.

— Я бы не…

Но договорить не успеваю, Генри подхватывает меня и садит в седло, а затем забирается следом. Я тут же замираю, кажется, даже дышать перестаю. Цепляясь в седло так, что пальцы белеют.

— Но ты же обещал, — выдыхаю испуганно, глядя на землю.

Сердце пропускает удар.

— И? — Горячее дыхание обжигает ухо. — Разве я заставлял?

Я открываю рот и тут же закрываю.

Нет, не заставлял. В этом он прав. И всё же от злости внутри начинает жечь.

Как он мог? Видел же, что боюсь до дрожи.

— Расслабься.

Читай на Книгоед.нет

Генри так близко, что я чувствую, как бьётся его сердце где-то в области моих лопаток. Но сейчас меня это не волнует, гораздо больше пугает грифон, чьи мощные бока я обнимаю ногами.

Генри обвивает одной рукой мою талию, заставляя откинуться назад и облокотиться на него, а другой натягивает поводья. И грифон делает шаг.

— Мамочки, — шепчу испуганно, не смея отвести взгляда от руки Генри с зажатыми поводьями.

Разве он сможет управлять одной рукой? А если не удержит?

— Не бойся. Пушинка — самый смирный из виденных мною грифонов.

Угу. Конечно.

Смирный грифон. Все же знают, что это такая же глупость, как лев — вегетарианец.

Но время идёт, а Пушинка и, правда, ведёт себя на удивление спокойно, медленно вышагивая по дорожке. Да и ощущение широкой мужской груди за спиной заставляет сердце биться ровнее. В объятьях Генри на удивление спокойно, и впервые мне не хочется скинуть его руку, по-хозяйски лежащую поперёк живота.

Постепенно сердце начинает биться ровнее, и я сажусь прямо, отлипая от Генри. Перевожу взгляд с его руки вперёд, на узкую аллею, окаймлённую деревьями. Ветви некоторых так близко, что я легко могу сорвать листок, если чуть наклонюсь в бок.

— Нравится? — усмехается Генри мне в макушку.

— Да.

Можно, конечно, из вредности сказать: «Нет», — но сейчас мне не хочется с ним ссориться.

— А что будет, когда он взлетит.

Что?

От одной мысли о небе я холодею.

— Нет. Если прикажешь ему взлететь, я спрыгну.

И в

доказательство серьёзности своих намерений пытаюсь скинуть его руку. Правда, получается плохо.

— Хорошо, не буду, — легко соглашается он.

— Так же, как и заставлять садиться на него?

Я поворачиваю голову и хмуро кошусь на Генри, но вижу только обтянутое футболкой плечо.

— Твоей жизнью я бы не стал рисковать, — признаётся он тихо и сжимает чуть сильнее, чтобы тут же отпустить. — Никогда.

И от того, как он это произносит, я как-то сразу понимаю — правда. Впрочем, это не отменяет того факт, что методы защиты у него довольно странные. Стоит только вспомнить брачный обряд, домик в горах и лишение магии.

Вспоминаю, и тихий вздох срывается с губ.

Впрочем, магию он ведь мне вернул. И частично свободу.

— Уже надоело? — удивляется Генри, каким-то неуловимым образом почувствовав смену моего настроения. — Если хочешь, я остановлю Пушинку и спущу тебя.

— Не хочу.

Слова срываются с губ прежде, чем я понимаю их значение.

И тут же застываю.

Неужели, правда, не хочу? И понимаю — нет. Рядом с ним на удивление хорошо. А, может, всё дело в одиночестве, преследующем меня в родном доме?

— Это хорошо.

Я не вижу его лица, но по интонации чувствую улыбку, и сама улыбаюсь в ответ.

Да, хорошо. А ещё немного странно и непривычно. Но сейчас я не хочу об этом думать. Сейчас есть только эта аллея, Пушинка, спокойно вышагивающая по ней, и на удивление смирный, если не считать выходку с подсаживанием в седло, Генри. Но это я ему, кажется, уже почти простила.

Прогулка заканчивает так быстро, что я не успеваю сдержать разочарованный вздох.

— Мы непременно ещё повторим, — говорит Генри с улыбкой, расставляя руки.

Я перекидываю ногу и без страха соскальзываю к нему. Он ловит и тут же прижимает к себе, а я вскидываю голову, вглядываясь в его лицо. В чёрные глаза, в которых столько нежности, что сердце сжимается. Скольжу взглядом по его лицу, словно вижу впервые.

Ну, почему он не был таким с самого начала? Может быть, тогда всё было бы иначе. Потому что, не смотря на всё это, забыть его прошлые поступки будет не просто.

Вздыхаю и отворачиваюсь, делаю шаг, и Генри убирает руки, даже не пытаясь удержать.

— Завтра у нас перерыв, — говорит он тихо. — Так что ты наконец-то сможешь отдохнуть от меня.

Я быстро поворачиваю голову, и наши взгляды встречаются, а у меня внутри что-то вздрагивает от того, с какой грустью он смотрит на меня. Хочется возразить, сказать, что мне не нужен этот отдых. Но я молчу.

Генри провожает меня до машины, только в этот раз не целует на прощание руку. И я тоже не делаю попыток закончить наше свидание на более радостной ноте. Просто отворачиваюсь и сажусь в машину. Но когда она трогается, поворачиваю голову и вижу одинокую фигуру Генри на стоянке.