Я поверю в его слёзы

Вольская Марина

Я не упростила ему задачу, не обняла за шею, не сделала ничего подобного. Просто сжалась, как могла, и продолжала плакать. Никому не передать, насколько плохо мне было. Никому не понять, что это такое - спустя два мучительных года, что я провела без него, пытаясь вернуться к нормальной жизни, вновь вернуться в ту бездну, из которой так и не смогла выбраться. Не успела.

И вот он уже укладывает меня на задние сидения своей машины. Вот садится за руль, заводит её, и мы куда-то едем. А я все еще не до конца верю в то, что моя жизнь вновь вернулась в ад. Не

верю, что те кошмары, что мне снились на протяжении этих двух лет без него, вновь стали реальностью.

Сколько прошло времени, я не знала. Просто поняла, что мы приехали, когда машина остановилась, и Игнат заглушил мотор.

– Вероника, - вновь произнес он мое имя, и я уже знала, что он тянет руку ко мне, хоть и не видела, все это время лежа с закрытыми глазами. А потому быстро приняла сидячее положение, и, бросив на него ненавистный взгляд, в считанные секунды выскочила из машины. Поправила сарафан, и двинулась к подъезду, особо не заботясь о том, что оставила сумку в машине. Знала, что он её заберет.

Но, дойдя до дверей, резко свернула и пошла во двор. На детскую площадку. На одинокие качели, которые в это время, конечно же, пустовали. И, опустившись на них, обхватила свои плечи руками, и стала медленно раскачиваться одними ногами. Игнатий не заставил себя ждать.

– Ника, пошли домой, родители наверняка будут волноваться.

Еще одна причина, из-за которой я ненавижу своего брата - родители так ничего и не узнали о нас. И за два года его отсутствия, мне так и не удалось наладить с ними отношения, научиться вновь смотреть им в глаза, и при этом не чувствовать стыда и унижения. А они так и не узнали причину, почему я стала такой замкнутой девушкой.

– Я хочу побыть одна, - мой голос прозвучал твердо. Да, единственное улучшение за эти два года, это то, что я стала более сильной, более твердой. Я больше не такая беззащитная, какой была раньше. И теперь не собираюсь жить так, как диктует мне этот человек. Пусть он и владеет моим физическим телом, когда ему захочется... Но в остальное время я ему не принадлежу, и могу делать все, что пожелаю.

– Вероника, - он резко остановил качели, вновь сильно напугав меня, и несильно обхватив мой подбородок пальцами, приподнял вверх, чтобы я заглянула в его глаза.
– Пошли домой, - это была не просьба, это был приказ.

– Да пошел ты, - я резко отбросила его руку, вскочила с качелей, и быстрым шагом направилась к подъезду. Игнат ничего не ответил, лишь последовал следом. В такие моменты он мне казался настоящим палачом, что вел на казнь свою жертву.

Он открыл дверь, пропуская меня внутрь, и зашел следом. Темный подъезд, в котором не впервой не горел свет, совсем меня не порадовал. Но я упорно шла вперед, надеясь, что не споткнусь.

И все же я споткнулась.

– Осторожнее, - рыкнул Игнат, успев меня подхватить до того, как я поцеловалась бы с полом. Лучше бы не успел.

– Ненавижу, - выдохнула я, и, вырвавшись из его рук, направилась к лифту.

Это был первый раз, когда я призналась ему в своих чувствах. И первый раз, когда он не догнал меня сразу. Как, впрочем, не догнал и у лифта. И даже когда двери закрылись, он все еще оставался позади. И думать, почему всего одно мое слово произвело на него такой эффект, мне совершенно не хотелось.

Оказавшись в квартире, двери в которую мне открыла мама, я, недолго думая, ничего не отвечая на какие-то там вопросы, отправилась прямиком в ванную. Смывать с себя свой позор. Смывать с себя грязь. Смывать с себя Его.

Я мылась тщательно. Так, как не делала этого уже давно. Так, как уже отвыкла. Жаль, что нельзя было так же отмыть и мысли. Воспоминания, что, как надоедливые мухи, так и мелькали перед внутренним взором.

Вздохнув, и, на мгновение, прикрыв глаза, я все же укуталась в полотенце. В таком виде ходить по квартире я перестала бояться спустя несколько лет вот таких вот замечательных отношений с братом. Ведь причитания родителей о том, что так ходить нельзя, тем более, перед старшим братом, не имели никакого смысла, ведь он затащил меня в постель задолго до того, как я стала себе такое позволять.

Бросила короткий взгляд на себя в зеркале. Зеленые прищуренные глаза, с чуть расширенными зрачками. Губы, сжатые в тонкую полоску. Чуть бледный цвет лица. И мокрые каштановые волосы. Ничего сексуального. Наоборот, присутствовало все, что должно было оттолкнуть парня от меня. Но почему-то его никогда не останавливал мой внешний вид, насколько бы он не был ужасным.

В который раз, пытаясь выбросить из головы ненужные мысли, я вышла из ванной комнаты, и сделала всего пару шагов, прежде, чем на моем пути появился Игнатий. Я подняла на него взгляд, ведь он был выше меня на целую голову, и это при моих ста семидесяти сантиметрах, и увидела внимательный взгляд темно-синих глаз, которые чаще всего мне казались черными.

Я ждала, что он мне что-то скажет, но он молчал, лишь внимательно глядя в мои глаза. И я, не планируя продолжать этот зрительный контакт, обогнула его, и отправилась дальше в комнату. И только закрыв за собой дверь, бросила, чего уж скрывать, немного взволнованный взгляд на неё. Ведь такое поведение было для Игната странным.

Вздохнув, я плюхнулась на кровать, и откинулась на спину. Есть совершенно не хотелось, хотя за весь день я практически ничего не съела. А потому и на кухню идти не собиралась, где, без сомнений, родители расспрашивали своего сына о его жизни в Америке, где он работал программистом, отправленный туда своей компанией.

И уже засыпая, подумала о том, что сегодняшние посиделки в библиотеке, где я готовилась к грядущим государственным экзаменам, для получения Бакалавра, либо станут последними, либо станут регулярными. Первое случится в том случае, если Игнат мне более не будет позволять жить так, как я жила до его возвращения, а второе - если он так поступать не будет, и тогда я буду проводить там как можно больше времени, чтобы меньше проводить его с ним.

***