Я твой ужас и страх
Шрифт:
— Да не будем мы уже ничего смотреть! Как вы меня достали! — воскликнула пронзительно Валерия, глотая едкие горькие слезы, которые жгли в горле, но не выступали на глазах. Она вскочила с дивана, уносясь прочь, в свою комнату. Она ждала наступления ночи, ночью тихо, никто не трогает, никто не требует выбирать сторону в этой бесконечной войне. Ничтожной и малозначительной в сравнении с тем, что творилось в варварском изменчивом мире, но изранившей душу до состояния поношенной тряпицы, терзаемой семью ветрами. Где-то на краю света в деревне рыбаков-Хоронов, улов которых не морские создания, а человеческие существа. Где-то в иных мирах надломилось что-то для них, накренилось, и иссякла гармония.
Во всем виноваты характеры, воспитание, склонности, предпочтения, собственный выбор — вроде все рационально и просто объяснялось, только казалось, будто сердце выпотрошили наружу.
«Как вы меня достали…» — слышалось повторением зажеванной кассеты, пока девушка лежала ничком на разобранном диване. Утром она его уже не собирала, ее не интересовало, что думала по этому поводу мать. Ругалась, конечно. Но Валерия вскоре запретила входить в свою комнату без надобности, сказала, что она слишком взрослая и имеет право хотя бы на личное пространство. Просто ей надоело, когда скандалы переносились к ней, когда ее начинали делить и убеждать принять одну из сторон. Так у нее появился способ отгородиться от этого, а что делать дальше, она не ведала, не загадывала дальше следующего утра.
Пережить бы еще ночь… Ночь… Когда опять придут кошмары!
Она поняла, что теперь даже сна нет смысла ждать, потому что прибудет незваный гость, который наивно считал себя ее ужасом и страхом. Впрочем, да, наверное, ужас и страх — долго она бы не выдержала, бессонница доводит до истончения границ нормальности быстрее голода. Он бы добился своего рано или поздно, хотя… Не из-за него не удавалось сомкнуть глаз, а из-за того, что каждый вечер после работы она получала свою ненужную дозу адреналина.
Она ждала наступления ночи; начало и конец устанавливал сам Король Кошмаров. И чем гуще делались тени, тем отчетливее вставал образ открытого окна и подоконника — она на самом деле пыталась покончить с собой, и после очередной перепалки ничуть не жалела об этом решении. Ее жизнь не удалась, не состоялась. Так уж ей казалось. Она устала быть то переходящим призом, то оруженосцем одного из «рыцарей», то переговорщиком, который тщетно стремится установить мир. Лучше бы разошлись, но иногда две стороны слишком повязаны бременем взаимных обид.
Валерия неподвижно лежала с открытыми глазами, даже не моргала, не включала свет. Она ничего не делала. Проплывали нестройные ведения, лишь холод не наступал, его на какое-то время изгнал горячий чай, выпитый на ужин. Только голова снова раскалывалась от усталости, наполнялась разномастными оттенками боли. Особенно стучало в висках, мучили короткие импульсы, пробегавшие где-то под кожей, в сосудах. Наверное, это мысли болели, копошились мышами: «Вы победили Страх. Так что же, вечный праздник? Кому в этом мире легче от призрачных снов?.. Хотя от кошмаров люди порой становятся более жестокими. Но они готовы устроить кошмар и в реальности, а сны — лишь ее продолженье».
А потом все тело вдруг изогнулось дугой, как у одержимой, заметалось на месте, но замерло, лишь губы исказила ненормальная улыбка. Слезы иссякли, настала пора смеха отчаяния. Валерия негромко, но исступленно смеялась в пустоте одинокой комнаты. И только с улицы ей вторила далекая заунывная сирена.
Смешно! Нелепо! Как же смешно! Где-то гибли люди, рушились дома, случались настоящие беды, болезни, а они переживали из-за такой тупой мелочи, как фильм на широкой плазме! Да пропади все пропадом, если такие проблемы возводятся в абсолют! Вроде и все есть, счастье только не заглядывало, точно искусанное солнце в серые города.
С улицы сквозь приоткрытую щель отчетливо тянуло дымом и бензином. «Свежий» воздух заполнял комнату зимней прохладой, свербел в легких, мешая передавать себя безумию всех мрачных клоунов. Вскоре его оттенил запах иного пепла, как будто древесного. Даже приятно в сравнении с выхлопами миллионов машин. Недавно вообще случился какой-то коллапс где-то на заводе, так двое суток окна вообще не открывали. Впрочем, все это тоже незначительно, зыбкий смог. Но через него не пробивались спасительные лучи солнца или луны. Лишь незваные гости приходили свободно.
— Ты смеешься? — донесся удивленный голос, вслед за которым в комнату вползли неизменные черные лошади-тени, тонконогие с гривой из чешуи и красными провалами пустых глаз.
— Это похоже на радость? — вместо приветствия с невыразимой горечью отозвалась Валерия. Она почти веселилась, что вновь к ней прибыли ночные кошмары. Пусть лучше они, чем те, кто доругивался в гостиной возле еще что-то бормотавшего телевизора. Кто вышел победителем боксерского поединка, узнавать не хотелось. Тут дома круглосуточно разворачивался ринг без перчаток и рефери, зато с подлыми приемами.
— Нет, — вкрадчиво отозвался Бугимен, вновь пристально рассматривая ее. Медные глаза поблескивали, точно два болотных огонька.
Черный песок поглощал все звуки, просачивался под кожу ощущением страха, но какого-то иного, далекого. Паршивое чувство для нормального человека, мешающее думать, вечная тревога и невозможность сомкнуть глаз. Но зато всецело ее страх — а не мучительное непонимание, что надлежит сказать, чтобы не провоцировать отца или мать. А ее мнение никого не интересовало. Не такая важная фигура, чтобы иметь свое мнение. Обломанные крылья вились сделавшимися вновь осязаемыми песчинками над головой. Кому оперение и нимб, а кому черные кони и шипы без роз. Не заслужила ничем иного, видимо. Только серое скитание.
— Опять ночь и снова ты пришел. Послушай, я не высыпаюсь! — хохотнула иронично девушка, но вздохнула, признаваясь: — Но говорить с тем, кто тебя слушает — не важно, с какой целью — мне приятно.
— Приятно?.. — вновь удивлялся Король Кошмаров, недоверчиво щурясь, машинально перебирая по чешуе своего нематериального слуги, интересуясь испытующе: — Уже не прыгаешь?
Еще не хватало этого исследователя великого, обещавшего сломать. Да как еще? В чем бы это выражалось? Валерии и так чудилось, будто она разбитая на части кукла, которую все собирают по своему произволу, да все не в том порядке.